— А что за горе, дядя Парамон? — не выдержал Мельник.
— Погоди, не торопи. Все скажу. Сестра у тебя была старшая, — начал было звонарь, но, взглянув в лицо Мельника, спросил, — да ты не удивляешься, гляжу?
Пришлось Мельнику рассказать все про Черную Волчицу. И что именно ее должен благодарить звонарь за свое освобождение и обретение сокровищ. Рассказал он и про те видения, которые принесла ему волчица.
— Вот так я нашу Асеньку и вспомнил, — на глаза Мельника навернулись слезы.
— Ну-ну, похлопал Мельника по плечу звонарь. Не кручинься. Настенька твоя на небесах, молится за нас, голубка наша. Может, благодаря ей только мы и живы сейчас. А то, что на небесах, это даже и не сомневайся: уж до чего была добрая, да отзывчивая. А тебя пуще жизни своей любила. Да и ты ее тоже. Бывало в храме на службе всей семьей стоите, так ты за Настенькин подол все и держишься, а не за мамкин. И по дому чего делает, все ты при ней. В лес, да на речку тоже все вдвоем ходили. Вот и в тот день она тебя с собой взяла… — звонарь надолго замолчал. — Что там в точности приключилось, так и не дознались тогда. Нашел ее отец. Так на руках домой и принес. Вернулся, а голова вся седая. Мать ваша тогда с горя умом тронулась, увезли ее вскоре из деревни. Да и ты несколько месяцев у нас с Машенькой жил, болел долго. Как нашли тебя без памяти у крыльца, так ты потом и не помнил ничего, как очнулся. И Настеньку, и мамку свою забыл. Но то и к лучшему было. Не знал я, что ты видел того… Но ведь и мал ты был, даже и помни ты чего, не узнал бы его, наверное.
— Узнал бы, у него родинка приметная над ухом была, — возразил Мельник.
— Чего уж теперь. Безнаказанным он остался тогда. Обвинили было молодого цыгана. Табор там стоял неподалеку. Ленту Настенькину у него нашли, на гитаре повязана была. Спрашивали, откуда лента? Сказал, что на реке нашел, понравилась, вот и взял. Не поверили ему тогда, схватили, в острог, как меня повезли. Но отбили его тогда цыгане по дороге у конвоя. Тут же табор снялся и исчез. С тех пор цыгане в наших краях и не показываются. А тебя, как Маша моя хворать сильно начала, отец твой обратно к себе забрал. Уж и мамку твою увезли к тому времени, и пообвыкся он немного один с сыновьями. Так вы впятером и жили потом. Но и я старался за тобой приглядывать, уж больно ты молчаливым да нелюдимым рос. А когда тебе десять годков исполнилось, столковались мы с нашим мельником, чтобы он тебя в ученики к себе приспособил. Сына у него не было, а ремесло передавать кому-то надо. Но не каждому такое уединенное дело по нраву. А вот для тебя в самый раз. Отец твой тоже не возражал, тяжело ему вас четверых одному поднимать было. Да и под приглядом моим ты тут был. Ничего не скажу, не обижал тебя мельник, как родного растил. Вот и дочку тебе сосватал. А то ты ведь так бобылем и прожил бы. Деток бы только еще вам с супругой завести.
Звонарь замолчал. Теперь уже Мельник не торопил его.
— Так вот что я тебе, касатик, скажу. Нашу сиротку тот же упырь порешил. Здесь, в селе он живет. И про родинку ты верно знаешь. Есть она у него, только не видна. Волосами он ее прикрывает. Видел я тогда, двадцать лет назад, его. Как он бежал огородами домой, рубаха грязная вся, на самом будто лица нет. Но, думаю, отец у него тоже все понял. Спрятали родители его. Сказали, что к дядьке уехал. А потом, ночью и в самом деле увезли его в другое село. А осенью сосватали ему невесту богатую, да отселили их в отдельную избу. Не было у меня доказательств тогда, не с чем было пойти к уряднику. Вот и сейчас, не знаю, как поступить. Уверенность есть, а доказать как, не знаю. И карта еще эта. Ума не приложу, как ему удалось ее забрать, ведь только вот до схода за киотом лежала. А потом все этот убивец у меня на глазах был. Не отлучался никуда.
Звонарь замолчал, обернулся, словно прислушиваясь к чему-то за дверью.
— Ну-ка, посмотри, нет ли там кого, — тихонько попросил он Мельника. — Половица скрипнула.
Тот быстро встал, крадучись подошел к двери и быстро распахнул ее. В коридоре было темно, но в дальнем конце рядом с ризницей определенно мелькнула чья-то тень, и хлопнула входная дверь.
— Я быстро, — на ходу крикнул Мельник звонарю, — и бросился догонять неизвестного.
Он быстро выбежал из храма и припустил вслед мелькавшей впереди тени. Но сколько ни гнался, не смог догнать беглеца. В какой-то момент человек словно исчез. Мельник еще немного походил по улицам села, да так ни с чем и вернулся к храму. Когда Мельник со звонарем беседовали, в келейке звонаря горела лампадка. Сейчас же Мельник увидел, что окно совсем темное. Быстрым шагом добрался он до комнаты, которую покинул всего каких-то полчаса назад, дернул ручку двери и с удивлением обнаружил дверь запертой. Удивился. Ведь звонарь никогда дверь ни изнури, ни снаружи не запирал. Постучал легонько и позвал Парамона. Ответом ему была тишина. Нехорошее предчувствие охватило Мельника, он быстро обогнул угол церкви и подошел к окну. Оно оказалось не заперто. Хотя Мельник точно помнил, что, когда он пришел в келью, ставни были плотно прикрыты. Сейчас же между ними угадывалась щель. И, хотя было темно, но Мельник точно видел, что окно приоткрыто. Он быстро открыл створку и заглянул внутрь. Головой к окну с окровавленным лбом, навзничь лежал звонарь. Не раздумывая, Мельник быстро перепрыгнул через подоконник и сразу оказался рядом с лежащим. Наклонился к нему и услышал тихий стон.