Мистер Дарнелл кивком головы подозвал к себе высокого седого старика в вельветовых бриджах, и мальчик, усевшись на высокий стул с прямой спинкой, мог видеть в окно, как дядя и старик прогуливались в саду по дорожке. Женщины на какой-то момент примолкли, а одна из них принесла мальчику из погреба стакан молока и яблоко. Неожиданно сверху донесся пронзительный вопль, а затем молодой женский голос затянул какую-то жуткую песню. Ничего подобного мальчик никогда прежде не слышал; сейчас же, вспоминая этот случай, Дарнелл знал, с чем можно сравнить эту песню — с гимном, который призывает ангелов и архангелов принять участие в Великом жертвоприношении. Но в отличие от такого гимна, сзывающего небесное воинство, та песня обращалась к силам зла, душам Лилит[25] и Сама эля, а сами слова ее, звучащие столь ужасно, с невероятными модуляциями, — neumala inferorum[26] — принадлежали неведомому языку, мало кому известному на земле.
Женщины переглядывались, в их глазах мальчик видел ужас; одна или две из них, самые старые, неуклюже осенили себя крестным знамением. Потом женщины вновь заговорили; Дарнелл и сейчас помнил обрывки их разговора.
— Она была там, — сказала одна женщина, указывая куда-то через плечо.
— Она никогда бы не нашла дорогу, — возразила другая. — Все, кто туда отправился, сгинули.
— Там теперь ничего нет.
— Откуда ты знаешь, Гвенллиан? Не нам это говорить.
— Моя прабабка знала тех, кто там побывал, — сказала одна очень старая женщина. — Она рассказывала мне, как их потом забирали.
Вскоре в дверях появился дядя, и они вернулись домой тем же путем. Эдвард больше никогда ничего об этом не слышал, так и не узнав, умерла девушка после своего странного припадка или выздоровела; однако эта сцена долго не шла у него из головы, а теперь вспомнилась вновь как своего рода предостережение, как символ подстерегающих их на новом пути опасностей.
Нет никакой возможности продолжать далее историю Дарнелла и Мери, потому что с этого момента с супругами начинают происходить невероятные вещи, а сама их жизнь становится похожей на историю о Граале. Очевидно, что жизнь их изменилась, как в свое время изменилась она у короля Артура[27], но рассказать о ней не под силу ни одному летописцу. Дарнелл написал (и это чистая правда) небольшую книгу, частично состоящую из старинных стихов, которые мог бы сочинить вдохновенный ребенок, и частично — из "записей и восклицаний" на "кухонной" латыни, почерпнутую им из Завещания Иоло; однако, будь даже эта книга полностью опубликована, она вряд ли пролила бы свет на эту запутанную историю.
Свой литературный опыт Дарнелл назвал "In Exitu Israel"[28] и вывел на титульной странице эпиграф — несомненно, собственного сочинения: "Nunc certe scio quod omnia legenda; omnes historiae, omnes fabulae, omnis Scriptura sint de ME narrata"[29]. Нельзя не заметить, что латыни его обучал явно не Цицерон; и все же именно на этом языке излагает он великую историю "Новой жизни", какой та открылась ему. "Стихи" его еще более странные. Одно, озаглавленное (почему-то в духе стародавней литературы) "Строки, сложившиеся при взгляде с высот Лондона на частную школу, внезапно озаренную солнцем", начинается так:
Я но дорого как-то брел И Камень увидал чудесный.
Лежал 15 ныли он, был забыт Вдали от трон людских известных!
Вглядевшись в Камень, понял я,
Что это есть судьба моя!
В волненьи я его поднял,
Щекой пылающей прижался,
Отнес его в глухой подвал
И каждый день к нему спускался.
Я осыпал его цветами,
Присловьями и похвалами…
О, Камень редкой красоты,
Осколок рая золотого,
Какой звезды посланец ты?
Дитя какого ты прибоя?
В тебе пылает вечный жар,
И целый свет тебе дивится,
И мир, в который ты войдешь,
Из мрака в свет переродится.
И я провижу впереди
Прекрасный край, чудесный, дивный
Вдали я слышу плеск реки
И вижу парк волшебный, мирный.
Когда подует ветерок,
Услышу я Артура рог…
Исчез унылым, серый морок,
Уж впереди я вижу город;
Горят златым сияньем башни
И строй колонн объемлет Чашу.
Там пьют волшебное вино,
Там бесконечно длится праздник,
И песнь несется в небеса,
Что славит дивные места…
Из подобных документов невозможно извлечь какую-либо определенную информацию. Однако на последней странице рукой Дарнелла выведено: "Я пробудился от сна, в котором видел лондонские окраины, видел людей, занимающихся изнурительным каждодневным трудом, видел множество бессмысленных вещей и поступков; и когда глаза мои окончательно раскрылись, я понял, что нахожусь в древнем лесу, где над кристально чистым родником клубится в плывущем мерцающем зное сероватая дымка пара. И тут из тайников леса навстречу мне вышел некто, и нас с любимой соединили навеки воды источника".
25
Лилит — в иудейской демонологии злой дух. В талмудических трактатах Лилит рисуется демоном с ликом женщины, длинными, струящимися волосами и крыльями. В Библии упоминается как демон пустыни (Ис. 34:14). В каббалистической астрологии Лилит связывали с Сатурном; все, кто был предрасположен к меланхолии — в ком преобладали "черные соки", — были детьми Лилит (Зогар, III, 227В). Некоторые каббалисты различали старшую (жену дьявола Самаэля) и младшую (жену Асмодея) Лилит.
Самаэль — в раввинистической литературе дьявол, отождествляемый с Сатаной и имеющий двенадцать крыльев вместо шести.
27
Король бриттов Артур (V–VI вв.), боровшийся с англосаксонскими завоевателями, — центральный персонаж кельтских народных преданий, получивших название "артуровских легенд". По этим легендам Грааль часто связывают с Артуром и рыцарями Круглого стола, хотя прежде всего его следует связывать с кельтской церковью и кельтскими святыми, которые были хранителями Святой Чаши.
29
А сейчас я совершенно точно знаю, что все реальные истории и все вымышленные — словом, все написанное рассказано обо Мне (лат.).