– Было бы проще, если бы он оказался убийцей?
– Намного, – спокойно ответил Егор. И на Алину посмотрел с вызовом, точно опасался, что она станет спорить и ринется оправдывать бывшего мужа.
Не станет.
Стасик всегда хотел денег. И не просто денег, а денег больших, желательно, чтобы достались они без труда. Наследством. И говорил, что ради такого наследства наизнанку вывернется.
Выходит, что и выворачивался, не раз и не два, и это наверняка ранило его самолюбие… А потом Стасик сорвался. Наверняка пожалел о ссоре, и о словах, вырвавшихся в запале. Вот только вернуть их назад было невозможно, да и Марина наверняка не забыла бы об оскорблениях.
И Стасик осознал, что все зря.
Что эти годы, которые он ломал себя ради будущего состояния, потеряны напрасно. И что хорошо, если Марина окажется достаточно благородной, чтобы не пакостить, но ведь она могла бы сломать Стасикову карьеру. Ей достаточно было шепнуть паре подруг, и те бы все уверяли, что портреты, создаваемые бывшим любовником Марины, вовсе не так уж и хороши… Нет, этого Стасик не мог допустить. Тогда получается…
– А если все-таки это самоубийство? – поинтересовался Макс.
– Что ж, если ты найдешь убедительные, – Егор тоном подчеркнул слово, – доказательства того, что Марина совершила самоубийство, я смирюсь.
– Или не самоубийство, а, скажем, убийство… Но убил не тот, на кого ты думаешь. Такое частенько случается. Ты действительно хочешь знать правду?
Хороший вопрос.
Если не Стасик, то кто? Варвара? Или вторая сестра, которую Алина пока не видела? Или… сам Егор? У него, если подумать, много накопилось обид. Но достаточно ли, чтобы убить?
Алина не знала.
– Да, – чуть промедлив, ответил Егор. – Я хочу знать правду. Какой бы неприятной она ни была…
Глава 5
Он ушел, и Алина вздохнула с немалым облегчением. Почему-то этот человек, который не сделал лично ей ничего дурного, вызывал глубокое отторжение.
– Что скажешь? – поинтересовался Макс, закидывая ноги на круглый столик. К счастью, хотя бы ботинки снял.
– Прекрати, – попросила Алина. – Ты ведешь себя, как… Как не знаю кто!
– Как человек наглый, невоспитанный и недалекий. – Макс похлопал по диванчику. – Садись, Алинка-малинка. И успокойся. Егор знает, кто я, а остальные… Пусть видят во мне хамоватого дебила. Таких никто не принимает всерьез. Они здесь все на нервах, и это хорошо. Чем сильнее человек нервничает, тем хуже контролирует себя.
– И поэтому ты будешь их раздражать?
– Мы, дорогая. Мы с тобой будем их раздражать и провоцировать. Так что ты о Гошке думаешь?
– Он кажется мне взволнованным. – Алина присела на край дивана. – И обеспокоенным.
– Ну, если б у меня из-под носа собирались увести пару-тройку миллионов, я бы тоже выглядел взволнованным. Не обольщайся, Линка. Он, может, и относился к мачехе по-человечески, но сейчас ему важно, чтобы твоего бывшего лишили права на наследство. Он просто не верит, что грохнуть Марину мог кто-то другой…
– Кто?
– Яд всегда считался исконно женским оружием. Мужику проще шею свернуть. Придушить. Организовать несчастный случай с машиной. Гошка вот великолепно в машинах разбирается. Но возиться с красками… Зачем?
На этот вопрос у Алины ответа не было.
У нее вообще не было ответов, и поэтому она молчала. И Макс молчал, а молчание становилось все более и более неудобным.
– Знаешь… – Когда молчание стало невыносимым – на Алину давила тишина, – она заговорила: – А ведь получается, что история повторилась.
– Какая?
– Почему она выбрала именно эти картины? «Маха одетая» и «Маха обнаженная»? – Алина прикусила губу. Она не считала себя великим специалистом ни в искусстве, ни в истории. И не получится ли так, что сейчас она своими замечаниями направит Макса по ложному следу? Но если начала говорить, то стоит договаривать.
– Оригиналы созданы Франсиско Гойей, конец восемнадцатого – начало девятнадцатого века. Испания. Испания всегда отличалась особой религиозностью, и даже в девятнадцатом веке за изображение обнаженной женщины художника могли отправить на костер. Тем более что у Гойи уже случались столкновения с инквизицией…
– Я думал, что инквизиция только в Средние века была.
– Нет. Он написал две картины, но о второй узнали далеко не сразу. Сначала полотна хранились в доме герцогини Альбы. Одна пряталась под второй. Хитрый механизм, тайна, доступная лишь узкому кругу доверенных лиц. После смерти Каэтаны картины достались Мануэлю Годою, а уже после того, как Гойя вынужден был бежать из Испании, попали в руки инквизиции. Был суд, не важно… Не это важно. Извини, я сбиваюсь.