– Благодаря вам я не буду кататься верхом, пока вы гостите в «Пойме». Вас это радует?
Вот, значит, как! Дядюшка запретил ей кататься верхом. Теперь понятно, почему она так гневно смотрит на него. У нее в жизни и так мало радостей, а ее лишили одной из них по его милости. Как же ей сейчас должно быть тяжело! Когда она станет его женой, получит возможность ездить на самых лучших лошадях в стране. Уголки его губ дернулись в улыбке, когда он представил, как просияет ее лицо, когда он покажет ей свою конюшню в Или.
– Да, – прошипела Эстер, по-своему истолковав его улыбку. – Так и знала, вы обрадуетесь, когда поймете, что теперь можете ходить на конюшню, не опасаясь наткнуться на меня! – Она вздохнула. – Ну вот, из-за вас я пропустила петлю! Придется перевязывать целый ряд.
Лорд Ленсборо пришел в замешательство оттого, что она неверно его поняла.
– Бросьте свое вязание и поговорите со мной, – велел он, наклоняясь вперед и накрывая рукой ее дрожащие пальцы. Она дернулась и невольно напряглась. Он убрал руку и взял моток шерсти, лежавший на столе между ними.
– Поговорить… – грудным голосом произнесла она. Лицо ее густо покраснело. – О чем? О чем нам с вами говорить? Прошу вас, вернитесь к Джулии и Фиби, а меня оставьте в покое.
– Нет. Во всяком случае, не сейчас, – решительно возразил он. – Мне пришла охота поговорить о политике, а я не думаю, что у кого-то из ваших кузин есть какие-либо политические взгляды.
– У меня тоже! – воскликнула она. – По крайней мере, такие, которые уважал бы мужчина вроде вас.
Она покосилась на тетку, и на ее лице застыла такая смесь страха и вины, что лорд Ленсборо даже передвинул свой стул, заслоняя собой Эстер от ее родственницы.
– Нисколько не удивлюсь, если найду в ваших взглядах новизну. Расскажите, что вы думаете о сокрушительной победе Веллингтона над Наполеоном.
Эстер возмутилась: говорить о войне, как о забаве?! Она знала, что он бессердечный, но не до такой же степени, чтобы делать предметом занимательной беседы страдания и смерть!
Вязанье упало на пол, клубок покатился по полированному паркету.
– Вы, наверное, считаете маршала Веллингтона славным победителем, – прошептала она. – И восхищаетесь его стремлением остановить Наполеона любой ценой.
– А вы нет? – Он подался вперед, внезапно захваченный мыслью: если по этому вопросу их точки зрения не совпадут, он будет сильно разочарован.
– По-моему, он поступил бессердечно, отправив стольких людей на смерть. Не нахожу ничего славного в горе вдов и сирот! Ничего благородного в тех условиях, которые вынуждены были переносить выжившие, когда вернулись домой; они стали калеками, сражаясь за свою родину, не способны работать. И я считаю чудовищным, что правительство ничего не делает, чтобы помочь им.
Воистину, капитан Фоли обрадовался бы знакомству с леди Эстер Кьюэрден! Она – полная противоположность жеманным девицам высшего общества.
– Что же, по-вашему, следует предпринять правительству?
Она развернулась к нему лицом, озадаченная тоном, в котором угадывался неподдельный интерес.
– Обеспечить им помощь, конечно! Эти люди погибли или получили ранения, сражаясь за свою родину. И теперь их родина, в свою очередь, должна помочь им. Люди вроде вас…
Леди Эстер замолчала: она прочла в его глазах восхищение и на миг даже забыла, что собиралась сказать. Она вдруг заметила, что глаза у него вовсе не черные, а темно-карие и в них поблескивают янтарные искорки.
– Что – «люди вроде меня»? – напомнил он мягко.
Она сглотнула подступивший к горлу ком, но не в силах была отвести от него взгляда. И ей это не понравилось. Какое ей дело до его глаз, пусть даже они такого необычного цвета? Сердце у него все равно черное.
– Вы должны принять соответствующий закон, а не утверждать, будто инвалиды представляют угрозу, и не стараться убрать их с улиц. Если они представляют угрозу, то только потому, что их так учили! Благодаря их свирепости нам и удалось отстоять нашу свободу, разве не так?
– Я не могу принять такой закон, даже если бы захотел. Для этого нужно, чтобы он был принят парламентом, мало слова одного человека.
– Даже слово маркиза? – поддразнила она, но тут же вспыхнула и опустила голову, поняв, что окружающие уже перешептываются на их счет.
Он вздохнул, и она стала ждать отповеди. Но маркиз молчал, и она почувствовала себя виноватой, отчего еще больше рассердилась на себя.