Одно утешение: снова наступила засуха, и они увидели только полупересохший Сорг и еле живую струйку воды в глубине горы. Но, кажется, и от этого не легче.
5. Кошачьей Королеве, наверное, изменил ее инстинкт. Она прыгает на колени к Эммелине, а та делает вид, что обожает кошек. И уверяет, будто они отличают особо «гармоничных» людей. Но на самом-то деле она совсем не умеет разговаривать с животными, и это сразу видно. Боится собак, даже маленьких такс, — надо видеть с какой опаской она несет посетителю с собакой стакан воды или бутерброд, и то, конечно, только после того, как ее об этом попросят со всеми церемониями. Шутка ли, попросить Эммелину хоть чем-нибудь помочь! Зато спать кисонька все равно приходит ко мне…
6. (По почерку видно, что этот пункт писался с особой злостью.) Стоит мне что-нибудь неправильно сказать, Эммелина сейчас же обращает на это внимание, стоит разбить стакан — всем рассказывает (если бы она мыла столько же стаканов, сколько я, наверно, и разбивала бы не меньше!). Она объявила, что у меня «тяжелая походка» (не всем же порхать, как балерина на сцене!). А когда однажды у меня вскочил прыщик на лбу и я его закрыла челкой, она тут же заорала на все кафе: «Бабуленька! У тебя не найдется какой-нибудь мази для Лоранс? Она покрывается прыщами!» И это, конечно, при Дидье и его друзьях…
Перечислить все глупости Режинальда у меня уже нет сил. Это просто какой-то бесенок, вечно крутится под ногами и мешает работать, вечно нажимает все кнопки, крутит все ручки и задвижки, опустошает сахарницы, опрокидывает солонки; то он дергает Королеву за хвост, то нацепляет ей очки Эстер, то «делает нос» (глупая и уже давно не смешная шутка), то орет диким голосом, как попугай, а особенно надоедает Жан-Марку, ходит за ним по пятам и во все суется.
Помощи от него не больше, чем от его сестрицы, он ничего не может и не хочет делать.
Оба они — ЛОБОТРЯСЫ.
Справедливости ради Лоранс сделала на листе еще одну графу с заголовком: «Смягчающие обстоятельства».
Здесь она медленно вывела:
«Эммелина действительно очень красивая, и понятно, почему она всем нравится».
Потом подумала, взъерошила фломастером волосы и быстро и неразборчиво приписала колкое замечание:
«Но разве это ее заслуга? Это ей передалось от отца с матерью».
Больше «смягчающих обстоятельств» не было.
На другое утро в кафе зашел молодой воспитатель из детского лагеря, устроился на террасе в тени самого большого олеандра с розовыми цветами, и Лоранс принесла ему заказ — стакан грейпфрутового сока. Он очень много знал, но держался всегда просто и по-дружески, поэтому его можно было, не стесняясь, спросить о чем угодно. И Лоранс узнала, что Петрарка — это не древнеримский, а итальянский поэт четырнадцатого века, но он написал много стихов на латыни.
— Больше всего он прославился любовью к Лауре де Нов и посвященными ей сонетами на итальянском языке. Впрочем, он, кажется, видел ее всего несколько раз. В те времена любовь довольствовалась малым, — прибавил воспитатель, мечтательно глядя вдаль.
Лоранс взяла у него плату за сок и ушла озадаченная.
Видел ее всего несколько раз… Мало того что бывает отец-невидимка, так еще и возлюбленные могут быть почти невидимыми… Чудеса!
Жан-Марк не составлял списка «некрасивых и нелепых поступков», но и у него было что сказать на этот счет. Поначалу Эммелина принялась было называть его «миленьким Жан-Марком», но он так сурово смотрел на нее, что у нее и охота пропала. Все свое кокетство она перенесла на Дидье и туристов. А Жан-Марка словно перестала замечать и смотрела сквозь него. Но так уж противоречиво устроен человек, что если раньше Жан-Марка раздражала назойливость Эммелины, то теперь ему казалось обидным ее полное равнодушие.
Но зато на равнодушие Режинальда Жан-Марк пожаловаться не мог! Он так и ходил за ним хвостом повсюду, от чердака до подвала, и засыпал его вопросами. Жан-Марк пропускал их мимо ушей. Тогда Режинальд сам придумывал ответы. Например, он спрашивал:
— Почему краны у бочек всегда внизу?
Конечно, Жан-Марк мог бы ему сказать, что это для того, чтобы можно было опустошить бочку до самого дна, но он по опыту знал, что тогда Режинальд тут же спросит, зачем надо держать вино в бочках, если в магазине есть уже разлитое по бутылкам. А Жан-Марк вовсе не собирался объяснять ему, что такое винодельческая промышленность и почему сохранились кооперативные погреба местных вин, которые любители за то и ценят, что они прямо из бочки. Поэтому он молчал.
