– Миссис Флинт никогда так не делает.
– Новая политика, – объяснил Джейк. – Это специальная однодневная скидка. – Я уже собралась уйти, но он добавил: – Может, как-нибудь зайду к вам повидаться.
– Кто-нибудь всегда дома, – ответила я, полагая, что он имел в виду всю нашу семью.
В тот вечер за ужином мама спросила:
– Откуда взялось это печенье – то, что на столе?
Я объяснила про однодневную скидку.
– Это сделала миссис Флинт? – спросила папа.
– Нет, Джейк Бун.
Моя сестра Мэй, которой уже шестнадцать, чем она жутко гордится, сказала:
– Джейк Бун? Он вернулся? Тот самый тощий хлюпик…
– Я слышал, что он и его мать вернулись, – сказал папа.
– Насовсем? – уточнила мама.
– Вернулись с мистером Буном? – спросила Гретхен.
– Якобы да, – ответил папа.
Пока шли эти разговоры, дядя Нейт молча сидел в конце стола. Он жестом попросил передать ему соусник, что я и сделала.
– И какой он теперь, этот мелкий хлюпик Джейк? – не унималась Мэй.
– Совсем другой, – ответила я.
– Он красивый? – спросила Гретхен, моя самая старшая сестра.
Все посмотрели на меня. Я пожала плечами.
– Не знаю. (Вообще-то я знала. Конечно, красивый.)
– И что, он придёт проведать нас? – спросила Мэй.
– Может быть, – ответила я.
– Честное слово, Зинни, – сказала Мэй, – тебе пора научиться говорить полными предложениями. Когда он придёт?
– Не знаю. Когда-нибудь.
Если Мэй положила на кого-то глаз, остальным остаётся лишь рухнуть на месте и умереть. Она добивается всех мальчиков. Всех до единого. Если вы окажетесь на её пути, она раскатает вас в лепёшку.
Глава 5
Обещания
Центр Бибэнкса находится примерно в миле от нашего дома. Там есть три небольших школьных здания, бакалейная лавка, бензоколонка, церковь и почта. Вот и всё. Согласно указателю на окраине города, население Бибэнкса – сто двадцать два человека, и почти все живут на фермах. Дети из соседних городков ходят в наши школы. В противном случае у нас было бы всего около дюжины учеников, и большинство из них были бы Тейлорами.
За нашей фермой тянутся невысокие горы – на протяжении тридцати, сорока, а может, и пятьдесяти миль только горы, деревья и реки. Местные жители утверждают, что если подняться в горы, то можно бродить там днями, неделями, месяцами и не встретить ни единой живой души. Говорят, что в горах якобы есть места, где никогда не ступала нога человека.
Наша ферма всегда принадлежала дяде Нейту, папиному старшему брату, хотя, возможно, она принадлежала папе. Между ними шёл вечный спор о том, чья это ферма. Дядя Нейт говорил, что это ферма моего папы, папа же настаивал, что до тех пор, пока Нейт не сыграет в ящик, это будет ферма Нейта.
Дядя Нейт был человек неугомонный, прыткий, как блоха, и порой доводил тётю Джесси до белого каления тем, что путался у неё под ногами. В такие моменты она предлагала ему отправиться в поход в горы или побольше работать на ферме. Обычно он выбирал поход и говорил:
– Ты ведь не пойдёшь со мной?
Иногда она смягчалась и присоединялась к нему, но чаще вздыхала и велела ему отправляться туда одному. Она всегда говорила, что у неё слабое сердце. А ещё у неё был диабет, который она называла «мой сахар».
– Мой сахар снова подскочил, – говорила она.
И Дядя Нейт обычно говорил:
– Пожалуй, я пойду один и встречусь с моей милашкой.
Я никогда не обращала на это внимания; я понимала: он шутит.
Когда дядя Нейт уходил в горы, его порой не было дома целый день, а иногда он даже брал с собой спальный мешок и ночевал под открытым небом. Он редко выбирал работу на ферме, потому что дал себе слово, и не одно, относительно фермерства.
Однажды он пробовал выращивать кур, но затем решил, что не сможет видеть, как их убивают, и потому дал себе слово больше не разводить их. Тогда он взялся выращивать табак. Наша земля, влажная и тёмная, идеально подходит для табака; земля, которая получает достаточное количество солнечного света и влаги. Хотя дяде Нейту время от времени нравился табачный дым, он забеспокоился, когда главный врач страны заявил, что табак опасен для здоровья, и дал себе слово, что больше не будет выращивать табак.
Потом у нас какое-то время было целое стадо молочных коров, но они заболели, и мы за два дня потеряли двадцать семь голов. Дядя Нейт сказал, что не может видеть, как умирают такие милые существа, как коровки, и поэтому дал слово больше не держать коров, кроме двух, которые давали нам молоко.