— Точно?
Я не собиралась помогать ей.
— Все прекрасно, мама. Только чуть-чуть устала. Очень много работы, сейчас нет Билла. Как поживаете вы с папой?
— Я разговаривала с Кэрри. Она сказала, что вы все вместе прекрасно пообедали.
— Было приятно повидаться с ней. — Помолчав немного, смягчилась: — И с Бренданом.
— Миранда, ты очень хорошо поступаешь. Не думай, что я не понимаю, каких усилий это стоит. Мне жаль, что ты не рассказала нам все, когда это произошло. Страшно подумать, что ты была такой несчастной и ничего не сказала нам.
— Рассказывать было нечего. У всех сложилось неправильное представление.
— Если тебя это утешит, то Кэрри преобразилась. Ты видела, она стала выглядеть как ты. Она сделалась словно другим человеком. Я счастлива. Но одновременно почти и напугана.
— Ты имеешь в виду, что Брендан может оставить ее?
— О, даже не произноси это! В любом случае, кажется, он тоже обожает ее.
Я молчала целую секунду, и она резко сказала:
— Миранда! Ты так не думаешь?
— Они оба выглядят очень счастливыми, — сказала я.
— Ну а с тобой действительно все в порядке?
— Действительно. Но я скоро убегаю.
— Только перед тем как исчезнешь, скажи: ты заглянешь на выходных? Скажем, в воскресенье на ленч? Тогда мы сможем встретиться все вместе.
— Ты имеешь в виду с Бренданом тоже?
— С Кэрри и Бренданом, да.
У меня заныло в животе.
— Не уверена, что я тогда буду свободна.
— Я знаю, что для тебя это тяжело, Миранда, но чувствую, как это важно. Для Кэрри, я имею в виду.
— Мне совсем не тяжело. Совсем. Я просто не знаю, буду ли я свободна, вот и все.
— Мы можем перенести на субботу. Или даже на вечер, если тебя это устраивает. Или ты уезжаешь на все выходные?
— Хорошо. Воскресенье, — сказала я, сдаваясь.
— Все будет очень непринужденно. Тебе будет хорошо.
— Я знаю, что мне будет хорошо. Я не волнуюсь. Ни в малейшей степени. У всех сложилось неправильное представление.
— Может быть, ты кого-нибудь приведешь с собой?
— Что?
— Кого-нибудь. Ты знаешь. Если есть кто-то…
— Сейчас никого нет, мама.
— Прошло слишком мало времени.
— Сейчас мне уже пора уходить.
— Миранда…
— Да?
— О, не знаю. Просто… ну, тебе всегда везло. Пусть теперь наступит очередь Кэрри. Не стой на ее пути.
— Это глупо.
— Пожалуйста.
Я представила, как она крепко сжимает телефонную трубку, ее напряженное, нахмуренное лицо, прядь волос, всегда свисающую над глазом.
— Все будет хорошо, — сказала я только для того, чтобы остановить ее. — Обещаю, что ничего не стану делать, чтобы встать на пути Кэрри. А сейчас мне действительно пора идти. Увидимся завтра, когда я заберу Троя, ладно?
— Спасибо, дорогая Миранда, — сказала она прочувствованно. — Благодарю тебя.
* * *
— Я никогда не встречалась с ним, нет?
Мы сидели на полу, поджав ноги по-турецки, прислонившись спиной к дивану, и ели печеную картошку. Лаура положила на картошку сметану, а я, очистив, намазала толстым слоем масла и посыпала сверху тертым сыром. Очень приятно. На улице было темно и сыро.
— Нет, все произошло так быстро. Ты уехала в Барселону еще до начала, а вернулась, когда все уже было кончено.
— Это ты порвала с ним?
— Именно я.
— Так почему ты против?
— Не против, — успела произнести я до того, как у нее вырвалось:
— Ты против. Могу точно сказать, что ты против.
На мгновение я задумалась.
— Да, против. Потому что от этого бросает в дрожь. Возникает неприятное ощущение кровосмешения. А то, как об этом думают моя мама и, надо полагать, все остальные, убивает меня. Мне хочется сокрушить все вокруг.
— Понимаю, это должно быть болезненно, но и довольно смешно.
— Нет, — сказала я. — Никоим образом, совсем не смешно. Она называет его «Брен».
— Ну…
— А он называет меня «Мирри».
— Семьи, туманно сказала Лаура.
Она вытерла подбородок.
— Мирри, — повторила я. Затем добавила: — Слишком сильно реагирую?
— Вполне возможно.
— Да, ты права. Слишком сильно реагирую.
Я съела весь картофель. Осталась только хрустящая кожура. Я положила на нее еще немного масла и откусила кусочек. Затем выпила большой глоток вина. Мне не хотелось двигаться; здесь было тепло, и я была сыта и ощущала приятную усталость, а на улице ветер с шумом гулял по деревьям, машины проезжали по лужам.
— Как дела с Тони? — спросила я немного погодя.
— О… Все хорошо. Так я полагаю.
Я взглянула на нее. Она заправила свои блестящие черные волосы за уши, лицо стало совсем юным.
— Ты полагаешь? Что это значит?
— Все в порядке. Знаешь, просто иногда… — Она замялась.
— Иногда?
— Иногда мне хочется знать, что будет дальше. — Она нахмурилась и разлила остатки вина в стаканы. — Я имею в виду, что мы вместе почти уже три года. Что же, мы будем продолжать так и дальше? По-моему, именно этого хотел бы Тони — просто продолжать в том же духе год за годом, нам так удобно друг с другом, словно мы уже давно женаты, только дома у нас разные. Или мы начинаем жить вместе — правильно, я хочу сказать. Покупаем жилье. Холодильник. Тарелки. Ставим вместе наши книги и компакт-диски. Ты знаешь. А если нет, что же мы делаем сейчас вместе? Нужно продолжать движение вперед, да?
— Не знаю. У меня никогда не было таких продолжительных отношений.
— В том-то и дело. В твоей жизни сплошные драмы и переживания.
— У меня?
— Все начинается и все кончается.
— И вообще ничего не происходит.
— Да, — сказала она с сомнением. — Но мне только двадцать шесть. Закончилась ли эта часть моей жизни? Можно так считать?
— Вы хотите съезжаться вместе?
— Ну, иногда я думаю, это было бы…
Но тут мы услышали, как в замочной скважине повернули ключ, и дверь распахнулась.
— Привет, — бодро сказал Тони, с шумом опуская сумку на пол прихожей, сбрасывая с ног сначала один ботинок, затем второй, они полетели по деревянным доскам.
Он вошел в комнату, на лбу мокрые волосы, щеки раскраснелись на свежем воздухе.
— О, Миранда, привет! Как поживаешь?
Он наклонился и поцеловал Лауру, она положила руку на его щеку и улыбнулась ему. Мне показалось, что все в порядке.
Он появился в дверях до того, как я успела припарковать свой автофургон, и уже бежал ко мне по садовой дорожке. Он не мог помахать мне, потому что в одной руке у него был полиэтиленовый пакет, набитый до отказа, а в другой он держал свой ранец, лицо сияло, он широко улыбался и что-то говорил мне, а я не могла ничего услышать. Он зацепился за что-то на дорожке и немного споткнулся. Ранец повис вдоль ноги, но он продолжал улыбаться и произносить какие-то слова. Иногда было больнее видеть Троя счастливым, чем в подавленном настроении.
— Здравствуй, — сказала я, а он уже открывал дверь и забирался на пассажирское сиденье, при этом пакет закрутился вокруг угловатого тела. — Как дела?
— Прекрасно. Хорошо. Правда, хорошо. — Он накинул ремни безопасности на себя и свой багаж и застегнул их. — Я учусь играть на гитаре, понимаешь? Помнишь нашу старую гитару? Я нашел ее в кладовке. Она немного растрескалась, но не думаю, что это имеет значение на данный момент. К тому же надеюсь, что смогу приготовить ужин для нас сегодня вечером, хорошо? Я захватил все, что требуется, с собой. У тебя ведь нет других планов, да?
— Нет, — сказала я. — Никаких других планов. Что у нас будет?
— Острые профитроли прежде всего, — сказал он. — Я увидел их рецепт в этой маминой кулинарной книге, там говорится, что их приготовить очень легко. У меня ничего нет, чтобы заполнить их, но у тебя, должно быть, найдется хоть что-то, что можно будет положить в них. Может быть, сыр? Или мясо тунца? Даже у тебя должна быть баночка тунца где-нибудь в буфете. Потом шашлычки. Сначала все нужно замариновать, хотя на это может потребоваться какое-то время. Я начну сразу, как только мы войдем к тебе в квартиру. Я не подумал о пудинге. А ты действительно хочешь пудинг? Я думал, вполне достаточно закуски и шашлычков. Я могу приготовить рисовый пудинг. Но подожди, у нас будет рис к шашлыкам, поэтому, наверное, идея никуда не годится.