— Откуда тебе это известно? Возможно, она изменила меня, ничего не поведав и не спрашивая моего согласия.
Эшли погрозила ей пальцем.
— Нет. Джей никогда не сделала бы такого. Она же постоянно бегает со своими чокнутыми идеями относительно свободы воли, обязанной иметься у смертных.
— Раз тебе всё известно, для чего тогда страшиваешь? — Пенни ужасно нервничала. — И раз ты уловила смысл…
— Смысл в том, что она совершила два серьёзных преступления, даже три, я готова поклясться в этом. — Её лицо опять осветилось дикой и ослепительной улыбкой. — Помимо прочего, она, возможно, в тебя влюблена, раз пошла на остальные проступки.
Что-то внутри Пенни беспомощно колотилось.
Она еле сумела произнести:
— До меня не доходит, как можно издавать правила, запрещающие любить! Невозможно требовать такого!
— Вообще не доходит? Ты сама — превосходный пример. Из-за любви к тебе Джей нарушила Правило молчания и проболталась тебе о Ночном Мире, а потом изменила тебя. Если бы она смогла обуздать свои чувства к тебе вначале, то ничего бы не произошло.
— А как быть, если не получается обуздать свои чувства? Невозможно заставить кого-то разлюбить!
— Нет, — сказала Эшли и Пенни застыла, в молчании смотря на неё. Рот Эшли замер в ненавистной гримасе, она наклонилась к Пенни. — Открою тебе тайну. Главные в курсе, что невозможно заставить кого-то разлюбить. Но они могут запугать настолько, что ты не сумеешь выставить на показ свои чувства, в идеале — не сумеешь признаться в них даже себе самой.
Пенни отскочила от неё. На неё напала беспомощность. Беседа с Эшли подняла в её душе полное торнадо, она словно стала маленькой и глупой, ни в чём не уверенной девочкой. Пенни только повела плечом в полной прострации.
— Я не могу уже поменять прошлое…
— Но у тебя имеется настоящее и в нём тебе можно действовать. — Одним лёгким движением она вскочила с диванчика и начала ходить по гостиной. — Действовать надо незамедлительно. Нам нужно скорее обдумать. Ясно, что все тут думают, что ты мертва.
— Да, только…
— Выходит, ответ нереально прост. Тебе необходимо покинуть город, оставаться за его пределами подольше. Уехать туда, где никто не знает тебя и не спросит, настоящая ты вампирша или нет. Колдуны! У меня имеются кузены в Лас-Вегасе, они тебя приютят. Главное — уехать поскорее, сейчас.
Голова Пенни пошла кругом, она ощущала слабость в себе и выглядела какой-то разбитой, словно только что сошла с горок Диснейленда.
— Не понимаю, о чём ты мне говоришь, — слабо произнесла она.
— Объясню по пути. Собирайся. Если надо, прихвати с собой что-то из вещей.
Пенни встряхнула голову, будто пытаясь отогнать от себя этот ужас.
— Слушай, мне не ясно, о чём ты говоришь и я никуда не поеду с тобой. Я дождусь Джей.
— Как тебе не ясно?! — Эшли перестала ходить по гостиной и остановилась около неё. Её глаза стали чёрного цвета, гипнотически мерцая. — Ты не должна её ждать. Джей не должна знать, куда ты делась.
— Чего?
— Вообще тебе не ясно? — опять спросила Эшли. Она развела руками и заговорила с явным сожалением: — Ты ставишь под угрозу жизнь Джей. Единственного взора на тебя хватит, чтобы понять, кто такая и что с тобой случилось. Пока ты тут, её жизнь в опасности. Ты — явное свидетельство совершённого ею преступления.
Пенни всё поняла.
— Я дождусь Джей и мы уедем вместе с ней.
— От этого ничто не изменится, — мягко возразила Эшли. — Куда бы вы не поехали, пока вы вдвоём, ты несомненная угроза для неё. Если на тебя посмотрит любой вампир, то сразу почует правду.
Перед глазами Пенни всё поплыло, колени подкосились, а Эшли всё говорила и говорила:
— Не хочу говорить, что уехав, ты сама окажешься в безопасности. Опасность станет преследовать тебя из-за того, что в прошлом ты смертная. В этом случае никто не прознает о преступлениях Джей. Это единственный способ сберечь ей жизнь. Ясно?
— Да, теперь ясно.
Мерещилось, что земля уходит из-под её ног и она летит в чёрную холодную темноту. Даже ухватиться не за что.
— Конечно, нельзя требовать от тебя покинуть её навечно. Ты не способна на подобную жертву…
Пенни вскинула голову.
Зрение пропало, она ощущала себя больной, пустой, но её слова, обращённые к Эшли, были наполнены презрением:
— После всего, что она сделала для меня? Отличного же ты обо мне мнения!