Дверь медленно подалась назад. Тишину заполнил мерзкий скрип, действуя на воспалённые нервы.
Тони захотелось снести эту проклятую дверь. Он хотел сделать что-нибудь ужасное. И со всей силой швырнул ручку двери в сторону, вдребезги разбив старинную вазу.
Теперь он понимал причину её слёз. Понимал, почему её глаза темнели от боли. Понимал, почему она торопилась любить его.
Она знала, что уйдёт!
Гнев такой силы завладел им, что закружилась голова. У него было такое ощущение, словно его использовали и выбросили. Ярость безумная и всепоглощающая слепила рассудок. Он был готов убить её! Как она могла? Как посмела уйти после всего, что было между ними? Уйти с такой легкостью, будто эта ночь ничего не значила для неё! Будто они ничего не значили друг для друга!
Смятая постель и пятна крови на простынях жгли ему душу. Тони был готов броситься за ней. Он мечтал найти её, а потом убить! Потому что она причинила ему такую непереносимую боль, что Тони начинал задыхаться. Бешенство сводило его с ума. Ему казалось, что из одного ада он попал в другой, более страшный и мучительный.
Когда вернулся Марк, а он отсутствовал всю ночь, о чём Тони напрочь позабыл, он почти зарычал на друга, приказав ему немедленно пойти и убедиться, что Алекс благополучно добралась до дома. Марк не стал задавать лишних вопросов, видя бледного и трясущегося от ярости друга, и ушёл, оставив его одного.
Тони же вернулся в свою комнату, хлопнул дверью, и попытался успокоиться. Но не мог! Он хотел сам отправиться за ней, взвалить на плечо, принести сюда, бросить на эту чёртовую кровать и задушить её!
Боже, он так много пережил в своей жизни! Так много испытал! Ему удалось вынести убийство отца, которого сам же и убил. Ему удалось пережить вероломное предательство, ложь и самобичевание. Тони полагал, что прошёл через все круги ада, но оказалось, что ещё несколько кругов ему только предстояло пройти. Словно его одарили всеми сокровищами мира, а потом незаметно ограбили, забрав даже его душу. Алекс удалось сделать то, что не удавалось сделать прежде никому. Даже Ливи… Особенно Ливи…
Тони уселся в кресло и на секунду закрыл глаза, пытаясь выровнять дыхание. Он старался справиться с безумной болью, но у него ничего не выходило. Боль сверлила ему грудь, врезалось в сердце, растворялась с кровью и била в голову. Боже, она ведь осталась с ним по собственному желанию! Она спасла его, ухаживала за ним, помогала и согрела его оледеневшую душу. Она позволила ему познать каждый свой поцелуй, который возвращал его к жизни. А он обещал ей, что никогда не отпустит её. Как она посмела позабыть об этом?
Он жаждал заглянуть ей в глаза и спросить, откуда она нашла в себе силы, чтобы уйти. Неужели он ничего не значил для неё? Совсем ничего? Тони не мог поверить в это. То, как она смотрела на него всего несколько часов назад, крепко обнимая его своими нежными руками, то, с какой безудержной сладостью целовала его… Она не могла уйти отсюда так просто, словно этой ночи не было совсем. В её глазах помимо боли, прятался ещё и беспредельный страх. Она чего-то боялась. Что-то пугало её, но ни страх, ни боль, ни сомнения не должны были давать ей повода поступить так жестоко, не поговорив с ним. Боже, он сам хотел поговорить с ней! Он готов был сказать ей то, что не говорил ещё ни одному человеку.
Но теперь об этом не могло быть и речи.
Лишь когда вернулся Марк и сообщил, что Алекс действительно благополучно добралась до дома, Тони удалось немного успокоиться. И тогда его мозг стал отчаянно работать, пытаясь решить одну небольшую задачу. Находясь в этой деревне, преследуя определённую цель, он не мог, не имел права обнаруживать себя. Его никто не должен был узнать, никто не должен был узнать, что он здесь. Но теперь это стало совершенно неважным. Всё разом потеряло для него свою значимость.
Кроме желания отыскать теперь уже другую женщину. Кроме жгучего желания разобраться, наконец, с той, которая так опрометчиво ограбила его. С той, которой следовало кое-что вернуть.
Тони собирался окончательно поправиться, прежде чем навестить свою спасительницу. Она побоялась остаться и встретится с ним утром с глазу на глаз. Она боялась, что ночь закончится и ей придётся уйти! Вот почему в её поцелуях была такая горечь и обречённость. Она даже не подумала о том, что он почти готов встречать с ней каждое утро.
“- Я боюсь… уйти. Тони, я ужасно боюсь уйти отсюда”.
- Трусиха, - прошептал он в тихой комнате. Она поддалась страху и ушла. Теперь жизнь без неё казалась совершенно пустой и бессмысленной. Без неё всё стало неважным и ненужным. Она решила, что сможет безнаказанно уйти, но ей даже в голову не пришло, что он потребует сатисфакции. И чтобы сделать это, он должен был попасть в Клифтон-холл. Единственный способ, который поможет ему сделать это как друг, это воспользоваться, наконец, карточкой графа Соулгрейва, которую тот так предусмотрительно оставил ему. Не ведая этого, граф уже отблагодарил его за своё спасение, дав Тони просто спасительную возможность вернуть то, что теперь принадлежало ему. Итак, всё уже решено. Ему нужно было лишь немного времени, чтобы избавиться от повязки на боку и жестоких мыслей. Встав, Тони медленно снял рубашку и, воображая перед собой Алекс, тихо добавил: - Готовься!
Конец первой части.
***
Часть вторая
Глава 16
В оранжерее было на удивлении тепло и свежо. Повсюду стояли горшки со знакомыми и любимыми цветами, но Алекс смотрела только в одну точку, стоя возле своего привычного рабочего стола. В руке она держала садовые ножницы, которыми собиралась подстричь засохшие листья цветка, название которого совсем позабыла. Она забыла и то, что должна была сделать, когда заметила одинокую бабочку, бьющуюся о стеклянную стену оранжереи, пытаясь попасть внутри.
Алекс поразило упрямство и упорство бабочки, которая стремилась достичь своей цели. Она как завороженная наблюдала за отчаянными попытками маленького существа, чем-то напоминающего её саму. Вот уже две недели, долгих четырнадцать дней она так же отчаянно пыталась вырваться из кокона боли, который окружил её со всех сторон. Но её попытки были такими же тщетными, как и старания бабочки попасть в оранжерею. Такой же невидимый барьер теперь отделял её от остального мира.
В тот день, вернувшись домой, она легла в свою холодную постель и проспала до самого вечера, обессилев настолько, что не смогла спуститься к ужину. Да и как она могла в таком состоянии смотреть в глаза родным? Кейт, Тори и тётя Джулия навестили её и принесли ей поднос с ужином, но Алекс с отвращением смотрела на еду, понимая, что не сможет проглотить ни кусочка. Ей пришлось поступить бесчестно, сказав родным, что видимо, заразилась от Мэри странной формой простуды, заверив, однако, что в этом нет ничего страшного. Она просто должна была немного отлежаться, чтобы восстановить силы. Впервые в жизни ей пришлось солгать родным, но единственным способом избавиться от всяких объяснений, было притвориться больной.
Когда же, немного успокоившись, сёстры и тётя покинули комнату, Алекс снова легла, стараясь не думать о золотистых глазах, которые смотрели на неё с такой нежностью, словно она была для него всем. Пронизывающая боль снова набросилась на неё с такой свирепостью, что она стала задыхаться. В глаза защипало, и слёзы выкатились из-под век. Алекс схватилась за грудь, и глухо застонала, понимая, что ничем не сможет прекратить эту агонию.
Она должна была пройти через это. Как-то найти в себе силы справиться с этим адом. Она могла бы поступить так же, как и восемь лет назад, но сейчас даже это не помогло бы сейчас. Алекс незаметно провалилась в спасительный сон, а когда очнулась вновь, обнаружила, что ничего больше не чувствует. Абсолютно. Внутри что-то умерло, и она больше не ощущала ни вкуса еды, ни тепла, ни холода. И даже запаха своих цветов!
Беспросветный туман окутал её настолько, что она не представляла, куда ей следует двигаться. Впереди её ждала бесконечная дорога, ведущая в никуда.