Вот так складывалась обстановка, когда мы, участники национально-революционной войны в Испании, сочли, что настало время осуществить задуманную нами операцию по захвату так называемой крепости Троцкого в квартале Койоа-кан. Детали этой, еще одной, нашей военной операции обстоятельно изложены в пятнадцати, а возможно, и более томах судебного процесса над нами».
В отношении личного участия Сикейроса в этой операции можно сказать лишь то, что в его задачу входило блокирование внешней охраны дома Троцкого, состоявшей из тридцати пяти вооруженных маузерами мексиканских полицейских, и эту задачу он должным образом выполнил.
В ходе судебного процесса он, кстати, отмстил, что косвенную ответственность за их действия несет в немалой степени само правительство генерала Карденаса, а конкретно — министр внутренних дел лиценциат Гарсия Тельес. Говоря об этом, боевики не преминули напомнить о его в прошлом прогрессивных идеологических позициях. «Бедный Хосе Клементе Ороско, — заметил с улыбкой Сикейрос, — как бы он ужаснулся, услышав эту фразу! Для него это был чистый «марксистский жаргон».
Во всех показаниях Сикейроса на суде, как и в последующих заявлениях, написанных им в тюрьме, он всегда настаивал на справедливости осуществленных ими политических действий, указывая на политические причины превентивного характера и на достойные сожаления противоречия, в которых в данном случае запуталось правительство генерала Карденаса, бывшее в ту пору высшим выразителем идеалов мексиканской революции, и, как ему виделось тогда, оно и являлось именно таковым.
Следует сказать и о том, что Сикейрос никогда не отрицал того, что формально, если исходить из действующего в ту пору в стране законодательства, его участие в нападении на дом Троцкого 24 мая 1940 года безусловно являлось преступлением. За это он пробыл долгое время в тюрьме, свыше трех лет в изгнании, потерял большую сумму денег, внесенную в качестве залога, и подвергся оскорбительным нападкам во внешнем мире. Именно так оценивал свое участие в нападении на дом Троцкого Сикейрос и не роптал на судьбу.
Естественно, воспоминания Сикейроса — не единственное описание событий, связанных с покушением на Троцкого. Тема эта на протяжении целых десятилетий остается открытой и, хотя, казалось бы, уже детально исследована, становится вновь актуальной, когда в какой-либо стране меняется официальная идеология, когда то или иное общество переосмысливает свою собственную историю. Вот как в постсоветское время российский историк Федор Раззаков пытается исследовать убийство Троцкого с послеперестроечных позиций:
«В начале февраля 1938 года… в Париже с диагнозом «аппендицит» лег в больницу сын Льва Троцкого тридцатидвухлетний Лев Седов. Операция прошла успешно, и пациент со дня на день ждал выписки. Однако через четыре дня после операции наступило внезапное ухудшение состояния здоровья больного. Срочно была проведена новая операция, но она не принесла успеха. 16 февраля 1938 года Лев Седов скончался. Многие тогда связали эту смерть с происками НКВД. Лев Седов был самым активным помощником Льва Троцкого, и это, без сомнения, раздражало Москву. Поэтому и решено было Л. Седова убрать. Акцию по его устранению поручили агенту Иностранного отдела Павлу Судоплатову. Это поручение последовало сразу после того, как Судоплатов 23 мая 1938 года в Роттердаме лично взорвал лидера украинских националистов Евгения Коновальца.
Между тем после смерти сына угроза нависла и над отцом — Львом Троцким…
В том же феврале 1939 года, когда в Париже скончался Лев Седов, к Л. Троцкому в Мексику из США пришло письмо от бывшего майора НКВД… Александра Орлова. В своем послании А. Орлов писал, что после устранения Л. Седова на повестку дня у НКВД стало убийство самого Л. Троцкого. «Главное, Лев Давидович, — писал А. Орлов, — будьте на страже, не доверяйте ни одному мужчине или женщине, которых провокатор может прислать вам или рекомендовать». Как показали дальнейшие события, А. Орлов был абсолютно прав в своих предостережениях. Однако сам Л. Троцкий не принял их во внимание».
Все вышеописанное практически не добавило в рассказ об убийстве Троцкого чего-то нового, как и последующее повествование, лишь с отдельными нюансами, оттенками, дорисовывает общую картину этого события.
«План убийства Л. Троцкого, — говорится далее, — НКВД начал детально прорабатывать в 1938 году. Для его осуществления в Барселону был отправлен кадровый советский разведчик, заместитель П. Судоплатова, Наум Эйтингон, который имел в этом городе любовницу — весьма популярную в Барселоне женщину, мать пятерых детей Каридад Меркадер (с нею Эйтингон сошелся еще в испанскую войну в 1936 году). Одному из детей этой женщины, Рамону Меркадеру, поначалу в планах НКВД отводилась определенная, хотя и не главная роль. Однако в дальнейшем судьба распорядилась иначе.