«Можете себе представить мое состояние, — вспоминал отец, — когда я был вызван в кабинет к Берия, который приказал доложить о том, как проходит операция Адамовича. Он был в ярости, когда я не смог сообщить ничего нового, кроме информации недельной давности. Зазвонил телефон. Это был Хрущев. Он начал возмущенно попрекать Берия тем, что к нему на Украину засылают некомпетентных людей и изменников, вмешивающихся в работу Украинского НКВД. По его словам, местные кадры в состоянии провести сами всю необходимую работу.
— Этот ваш Адамович — негодяй! — прокричал он в трубку. — Он, по нашим данным, сбежал к немцам.
Линия правительственной связи давала возможность и мне слышать его сердитые слова. Берия явно не хотелось в моем присутствии отвечать в той же грубой манере, и он по возможности мягко сказал:
— Никита Сергеевич, тут у меня майор Судоплатов, заместитель начальника нашей разведки. За операцию Адамовича отвечает лично он. На любые ваши вопросы вы сможете получить ответ у него.
Взяв трубку, я начал объяснять, что Адамович компетентный работник, хорошо знает Польшу. Но Хрущев не стал слушать моих объяснений и оборвал меня. Он был убежден, что Адамович у немцев и его следует немедленно найти и выкрасть. Далее он заявил, что сломает мою карьеру, если я буду продолжать упорствовать, покрывая таких бандитов и негодяев, как Кост-Левицкий и Адамович. В сердцах он швырнул трубку, не дожидаясь моего ответа.
Реакция Берия на этот эмоциональный взрыв Никиты Хрущева была сдержанно-официальной.
— Через два дня, — отчеканил он, — Адамович должен быть найден — живой или мертвый. Если он жив, его следует туг же доставить в Москву. В случае невыполнения указания члена Политбюро вы будете нести всю ответственность за последствия с учетом ваших прошлых связей с «врагами народа» в бывшем руководстве разведорганов.
Я вышел из кабинета с тяжелым чувством. Через десять минут мой телефон начал трезвонить не переставая. Контрразведка, погранвойска, начальники райотделов Украинского и Белорусского НКВД… — все требовали фотографии Адамовича. По личному указанию Берия начался всесоюзный розыск. Прошло два дня, но на след Адамовича напасть так и не удалось. Я понимал, что мне грозят крупные неприятности.
В последний момент, однако, я решил позвонить проживавшей в Москве жене Адамовича. По сведениям, которыми я располагал, в ее поведении за последние дни не было замечено ничего подозрительного. Как бы между прочим я осведомился, когда она в последний раз разговаривала со своим мужем. К моему удивлению, она поблагодарила меня за этот звонок и сказала, что ее муж два последних дня находится дома — У него сотрясение мозга и врачи из поликлиники НКВД запретили ему вставать с постели в течение, по крайней мере, нескольких дней. Я тут же позвонил генералу Новикову, начальнику медслужбы НКВД, и он подтвердил, что все так и есть на самом деле.
Надо ли описывать испытанное мной облегчение? Докладывая Берия, как обычно, в конце дня, я сообщил, что Адамович находится в Москве.
— Под арестом? — спросил Берия.
— Нет, — ответил я и начал объяснять ситуацию.
Мы были в кабинете одни. Он грубо оборвал меня, употребляя слова, которых я никак не ожидал от члена Политбюро. Разъяренный, он описывал круги по своему огромному кабинету, выкрикивая ругательства в адрес меня и Адамовича, называя нас болванами, безответственными молокососами, компрометирующими НКВД в глазах партийного руководства.