Однажды нам крайне не повезло. Один из агентов Советского Союза, о котором мы думали, что он работает на нас, оказался главным курьером между Берлином и Стокгольмом. Однажды он вез подлинные материалы, представлявшие большую ценность. В них сообщалось о новом методе сварки, имевшем большое значение для авиационной промышленности. Эти материалы агент должен был только показать представителю советского посольства, при вручении подменив их ложными. Наши агенты ни на минуту не выпускали его из виду, но он предупредил русских через служащего гостиницы, который был их агентом. Затем по дороге в ванную ему удалось, при помощи того же служащего, ускользнуть через черный ход и скрыться в советском посольстве. Мы никогда больше не видели его и полагали, что он немедленно выехал в Москву с дипломатическим паспортом.
Курьер, конечно, на многое раскрыл глаза своему начальству, следствием чего явилось внезапное прекращение связи с русскими по секретному радио.
Тем не менее мы уже имели достаточно много ценных сведений о разведывательной службе Советского Союза за рубежом и о разногласиях, которые существовали между разведывательной службой МВД (прежде НКВД) — разведорганом секретной полиции советской Коммунистической партии — и военной разведывательной службой…
…22 июня 1941 года наши войска в рассветной мгле на всех участках фронта от Финляндии до Черного моря перешли в наступление против Советов.
Во второй половине дня мне позвонили из министерства иностранных дел и сообщили, что необходимо мое срочное содействие в связи с обменом аккредитованного в Берлине советского посла Деканозова и персонала его посольства. Было намечено осуществить обмен на болгаро-турецкой границе, куда должен будет прибыть из Москвы немецкий посол граф фон Шуленбург со своим персоналом. Делопроизводитель министерства иностранных дел сообщил мне, что Деканозов отказался выехать из Берлина, так как вот уже несколько дней, как пропали двое сотрудников советского консульства в Данциге. Как заявил посол, из достоверных источников ему известно, что эти люди арестованы тайной государственной полицией. Без этих сотрудников, сказал он, обмен дипломатами не может состояться.
Я срочно связался с Данцигом и попросил объяснить мне ситуацию. Сотрудники нашего данцигского отдела сообщили, что речь здесь идет о руководителях обширной шпионской сети русских, имевших связи и с генерал-губернаторством, и с Берлином. Их арестовали с помощью разведывательных органов вермахта. Информация, переданная этими агентами в Москву, касалась перемещения войск, транспортных перевозок и интенсивности движения войск в Восточной Пруссии и в генерал-губернаторстве. Совершенно точно установлено, что использованный ими передатчик все еще находится в районе Данцига. Точные данные, однако, до сих пор не удалось выяснить, поэтому необходимо продолжить допрос арестованных.
На следующее утро сотрудник из Данцига явился ко мне в Берлин. Он выглядел бледным и невыспавшимся; еще раз возбужденно он сообщил мне все подробности дела. В заключение он сказал, что не мог привезти с собой обоих русских. Он готов к тому, чтобы его подвергли за это дисциплинарному взысканию. Теперь пришла моя пора перепугаться. Я озабоченно спросил его: неужели оба арестованных уже мертвы? Он рассказал мне: один из сотрудников, ведших допрос, пришел в ярость от упорного запирательства агентов — поставил одному из них синяк под глазом. Я тут же позвонил в министерство иностранных дел и сообщил, что оба русских у меня в руках, однако сейчас невозможно посадить их на поезд с сотрудниками советского посольства, стоящий в Берлине. Их доставят из Данцига к турецкой границе на самолете. Господин Деканозов может спокойно выезжать. Если оба сотрудника консульства не прибудут вовремя, он сможет всегда задержать обмен наших дипломатов. После длительных колебаний Деканозов принял наше предложение.
Я приказал срочно доставить обоих агентов из Данцига, выиграв при этом достаточно времени, чтобы ими в течение целого дня в Берлине смог заняться один из начальников подчиненных мне отделов, бегло говоривший по-русски и назначенный мной им в сопровождающие. Русских поместили в берлинской гостинице, где они могли, выпив водки, как следует выспаться. Они не высказали приставленному к ним начальнику отдела никаких жалоб, наоборот, тот, у которого был подбит глаз, неоднократно подчеркивал, что сожалеет об отказе отвечать, ведь иначе ему не пришлось бы пережить таких неприятностей. Второй считал дело полностью законченным, но его отнюдь не воодушевляла перспектива быть доставленным на самолете в распоряжение посла. Это, по его мнению, заставило бы их выглядеть в глазах Деканозова в неблагоприятном свете. На следующее утро оба русских покинули Берлин. Перед отлетом я еще раз встретился с ними и пришел к выводу, что в их внешнем виде не было особенных недостатков. Чем ближе они были к цели своего путешествия, тем беспокойнее они становились. Из их разговоров выяснилось, что они боятся и Деканозова, и своего московского начальства. Они опасались, как сообщил мне впоследствии их провожатый, что их провал, приведший к аресту и разоблачению их заданий, не останется безнаказанным. До самого прибытия на турецкую границу и передачи послу наш сотрудник прикладывал все усилия, чтобы удержать их от попытки совершить побег.
Тем временем, несмотря на успехи нашего летнего наступления в 1942 году, на Восточном фронте нам приходилось преодолевать большие трудности, о которых тогда было известно лишь посвященным. Нас вновь изумила несломленная мощь русских танковых войск, а также становившиеся теперь все более очевидными достижения русских в организации партизанской войны, сковывавшей все большее число наших охранных частей. В связи с этим Гиммлер сообщил мне, что фюрер ни в коей степени не удовлетворен результатами сбора разведывательной информации о России. Видимо, сказал он мне, мы вообще не в состоянии усилить деятельность разведки в соответствии с требованиями войны. Я попытался обороняться, указав на то, что ошибки и упущения прошлого невозможно исправить в мгновение ока. При этом я сказал об «узких местах» в организации и личном составе разведки. Для борьбы с таким великаном, как Россия, необходима разветвленная агентурная сеть. Существующие каналы связи через Швецию, Финляндию, Балканы и Турцию работали неплохо, но их явно было недостаточно, чтобы составлять надежные общие обзоры обстановки. Да и круги немецкой эмиграции, жившие в Советском Союзе и других странах, с которыми мы поддерживали контакты, давали всего лишь разрозненные сведения. Мне необходимо было иметь по меньшей мере еще две-три тысячи обученных сотрудников с хорошим знанием иностранных языков, а также более совершенное оборудование, включающее средства радиосвязи. В этой области наша разведка работала уже круглосуточно, но все равно не могла хоть сколько-нибудь удовлетворить неудержимо растущие потребности. Для массового использования агентов, сказал я, необходимо иметь гораздо больше оборудования — автомашин, самолетов, оружия.
Гиммлер молча выслушал меня и сказал задумчиво: «Русские — страшный враг, но мы должны их разгромить, пока не появились новые враги». Он пообещал мне оказать широкую поддержку в активизации деятельности разведки. В то же время он приказал мне представить ему всеобъемлющий доклад о состоянии разведывательной работы против России.
В то время разведка против Советского Союза велась по трем направлениям: первое охватывало зарубежные опорные пункты почти во всех столицах Европы, а также ряд особо важных информаторов. Через одного из них, например, мы поддерживали связь с двумя офицерами Генерального штаба, прикомандированными к штабу маршала Рокоссовского. После объединения впоследствии военной разведки с нашим 6-м управлением в мое распоряжение поступил еще один очень ценный информатор, которым весьма успешно руководил один немецкий еврей. В своей работе он обходился всего двумя канцелярскими сотрудниками, но техническое оснащение его бюро находилось на самом высоком уровне, какой я только стремился обеспечить для своего ведомства. Все было механизировано и насыщено техникой; его каналы связи проходили через множество стран, где он получал свою информацию из самых различных кругов общества. Прежде всего он поставлял оперативную и точную информацию из высших штабов русского командования сухопутных сил. Работа этого человека была мастерской. Часто он за две-три недели сообщал о запланированных передвижениях советских войск численностью до дивизии; при этом его информация была точной вплоть до мельчайших деталей. Благодаря этому наше высшее руководство могло принимать своевременные контрмеры. Вернее было бы сказать — оно могло бы принять соответствующие своевременные меры, если бы Гитлер больше прислушивался к мнению руководителя аналитического отдела «Иностранные армии Востока». Но, к сожалению, Гитлер замкнулся в своем узком окружении, которое постоянно пыталось доказать, что информация, которой располагает руководитель управления «Иностранные армии Востока», представляет собой широко задуманную игру Советов, которые некоторое время поставляли правдивую информацию, чтобы в решающий момент сделать высшее немецкое руководство жертвой роковой дезинформации. Я изо всех сил старался бороться против таких представлений.