Сталин вызвал генерала Штеменко, начальника Оперативного управления Генштаба, и тот зачитал приказ, подготовленный еще до нашего разговора. В соответствии с приказом мы должны были ввести немецкое командование в заблуждение, создав впечатление активных действий в тылу Красной Армии остатков немецких войск, попавших в окружение в ходе нашего наступления. Замысел Сталина заключался в том, чтобы обманным путем заставить немцев использовать свои ресурсы на поддержку этих частей и «помочь» им сделать серьезную попытку прорвать окружение. Размах и смелость предполагавшейся операции произвели на нас большое впечатление. Я испытывал подъем и одновременно тревогу: новое задание выходило за рамки прежних радиоигр с целью дезинформации противника».
Кстати о Сталине. Чего мы только не начитались о нем за последние годы. У меня, естественно, была возможность узнать о нем, как говорится, из первых рук. Однажды я спросил отца, как с ним разговаривал Сталин. Был ли случай, когда бы он на него накричал или еще хуже — стучал кулаком, как об этом ныне пишут всякие «демократические» авторы?
Отец подобных случаев не вспомнил, хотя ему приходилось видеть Сталина, как говорится, и в духе и не в духе. Отец, в общем-то, всегда уважительно отзывался о Сталине. Не припоминаю его плохих слов и о Берия, Молотове, Маленкове. Всех их он считал талантливыми государственными деятелями, которые слов на ветер не бросали.
Сталин, со слов отца, всегда говорил тихо, спокойно. Внимательно слушал отца (беседы их, как правило, проходили один на один), если что-то у отца не получалось с выполнением задания (надо учесть, что простых заданий у него не было), то Сталин всегда приговаривал: «Подумайте, с какой стороны можно было бы подойти к этому делу. Спешить в таких делах не надо. Подумайте над другим вариантом и доложите о своих соображениях». И обязательно Сталин в завершение разговора желал удачи. Кстати, должен заметить, отец никогда не скрывал перед ним ни своих просчетов, ни недоработок, говорил о них откровенно и честно, и это обстоятельство было замечено Сталиным, который ему, в свою очередь, доверял.
19 августа 1944 года генеральный штаб немецких сухопутных войск получил посланное абвером сообщение Макса о том, что соединение под командованием подполковника Шерхорна численностью в 2500 человек блокировано Красной Армией в районе реки Березины. Так началась операция «Березино» — продолжение операции «Монастырь».
Операцию «Березино» разработал начальник 3-го отдела Четвертого управления полковник Маклярский, отец поддержал идею операции. Планировалась заманчивая радиоигра с немецким верховным командованием. О ее замысле во исполнение указания Ставки было доложено лично Сталину, Молотову, Берия. Санкция на проведение операции была получена.
Для непосредственного руководства этой операцией на место событий в Белоруссию выехали Эйтингон, Маклярский, Фишер, Серебрянский и Мордвинов.
В действительности группы Шерхорна в тылу Красной Армии не существовало. Немецкое соединение под командованием этого офицера численностью в 1500 человек, защищавшее переправу на реке Березине, было нами разгромлено и взято в плен. Эйтингон, Маклярский, Фишер, Мордвинов, Гудимович и Т. Иванова при активном участии Гейне-Макса перевербовали Шерхорна и его радистов. В Белоруссию были отправлены бойцы и офицеры бригады особого назначения, вместе с ними прибыли немецкие антифашисты-коминтерновцы. В игре также участвовали немецкие военнопленные, завербованные советской разведкой. Таким образом, было создано впечатление о наличии реальной немецкой группировки в тылу Красной Армии. Так, с 19 августа 1944 по 5 мая 1945 года была проведена самая, пожалуй, успешная радиоигра с немецким верховным командованием. Однако оперативные работники, участвовавшие в операции «Березино», не были награждены ни тогда, ни в последующие годы, ни к 50-летию Победы, хотя представлялись к награждению. К сожалению, такое было не редкостным явлением в штабах, когда награды выписывались не тем, кто их добывал кровью и потом.
Немецкая служба безопасности и генеральный штаб германских сухопутных войск всерьез замышляли нарушить тыловые коммуникации Красной Армии, используя соединение Шерхорна. С этой целью Шерхорну в ответ на его просьбы о помощи были посланы специалисты по диверсиям и техника. При этом нам удалось захватить направленную на связь с Шерхорном группу боевиков-эсэсовцев.
Шерхорн посылал в Берлин отчеты о диверсиях в тылу Красной Армии, написанные Эйтингоном, Маклярским и Мордвиновым. Макс получил приказ из Берлина проверить достоверность сообщений Шерхорна о действиях в тылу Красной Армии — он их полностью подтвердил.
Гитлер произвел Шерхорна в полковники и наградил Рыцарским крестом, а Гудериан отправил личное поздравление. Шерхорну приказали прорваться через линию фронта и продвигаться в Польшу, а затем в Восточную Пруссию. Шерхорн потребовал, чтобы ему для обеспечения этой операции парашютом были сброшены польские проводники, сотрудничавшие с немцами. Берлин согласился, и в результате были захвачены несколько польских агентов немецкой разведки. Гитлер, со своей стороны, планировал послать начальника службы спецопераций и диверсий Скорцени и его группу, но от этого плана немцам пришлось отказаться из-за ухудшения в апреле 1945 года военной ситуации на советско-германском фронте.
5 мая 1945 года, незадолго до завершения войны, командование вермахта и абвер в своей последней телеграмме рекомендовали Шерхорну действовать по обстоятельствам. Максу было приказано законсервировать источники информации и порвать контакты с немецкими офицерами и солдатами-окруженцами, которым грозило пленение, вернуться в Москву, затаиться и постараться сохранить свои связи. Шерхорна и его группу мы интернировали под Москвой, где они находились до тех пор, пока не были освобождены в начале 50-х годов.
А вот описание операции «Березино», так сказать, «с другой стороны», данное знаменитым «диверсантом № 1» третьего рейха Отто Скорцени в его известной книге «Секретные задания РСХА»:
«Примерно в то же время на Восточном фронте потребовалось вмешательство моих батальонов. Во второй половине августа мне приказали срочно явиться в ставку фюрера. По прибытии меня встретили два офицера из штаба генерала Йодля и объяснили причину вызова.
Вскоре после чувствительного поражения в июньской кампании 1944 года на центральном участке Восточного фронта дал о себе знать один «резервный агент», иначе говоря, сотрудник одного из подразделений контрразведки, какие существуют во всякой армии, русский агент, еще в начале войны внедрившийся в тыл русских.
Солдаты, неделями скитавшиеся по лесам на занятых русскими территориях и сумевшие пробиться к своим через линию фронта, сообщали о целых отрядах, находившихся в окружении. Тогда наш связной перешел линию фронта и передал разведчику приказ о «расконсервации» и само задание. И вот, наконец, радиограмма: «В лесной массив к северу от Минска стекаются группы уцелевших немецких солдат».
Около двух тысяч человек под командованием подполковника Шерхорна находились в районе, указанном весьма неопределенно. Разведчику сразу же приказали наладить радиосвязь с затаившимся отрядом, сообщили соответствующие частоты и код, но до сих пор все попытки оставались тщетными — по-видимому, у Шерхорна не было передатчика. Главнокомандующий уже посчитал невозможным найти и вернуть отряд. Ему посоветовали обратиться за помощью к моим «специальным частям».
— В состоянии ли вы выполнить подобное задание? — спросили встретившиеся со мной офицеры.
Я с достаточным основанием дал утвердительный ответ, зная, что эти офицеры и их коллеги были бы счастливы вернуть своих друзей, затерявшихся в водоворотах русского цунами. В тот же вечер я вернулся на самолете в Фриденталь, и мы принялись за дело. В считанные дни мы разработали план под кодовым названием «Браконьер» и взялись за решение бесчисленных технических проблем, связанных с осуществлением операции. Наш проект предусматривал создание четырех групп, каждая из которых состояла из двух немцев и трех русских. Людей вооружили русскими пистолетами и снабдили запасом продовольствия на четыре недели. Кроме того, каждая группа брала с собой палатку и портативную радиостанцию. На всякий случай их переодели в русскую военную форму, обеспечили удостоверениями, пропусками и т. д. Их приучили к русским сигаретам, у каждого в вещмешке имелось несколько ломтиков «русского» черного хлеба и советских консервов. Все прошли через руки парикмахера, который остриг их почти наголо в соответствии с военной модой русских, а в последние дни перед вылетом им пришлось расстаться со всеми предметами гигиены, включая даже бритвы.