– Думаю, мне лучше уйти.
– Иден, прошу вас!
– Вы считаете себя обязанным развлекать меня, потому что я – племянница Кайла? – Щеки у нее пылали.
– Да нет же.
– А я думаю, да. И мне все больше кажется, что вам не хочется быть тут со мной. Ладно, все в порядке. Только не используйте меня больше, чтобы выслужиться перед Кайлом или с какой-нибудь другой целью.
– Иден, я и не думал… – Он вновь почувствовал себя несправедливо обвиненным.
– Я ухожу. Увидимся завтра утром.
– Позвольте мне проводить вас. – Ему не хотелось, чтобы все видели, что Иден сбежала.
У машины он положил руку ей на плечо и повернул к себе лицом.
– Простите, – сказал Бен. – Я так давно не водил женщину в ресторан и так хотел вам понравиться, что только все испортил.
– До завтра. – Сев в машину, Иден хлопнула дверцей и рванула с места.
Бен неспешно добрался до своего домика. Там он разделся. А поскольку рубашка его еще пахла Иден, он положил ее на подушку, прежде чем лечь в постель. Он забыл выключить свет в ванной, и это вновь навело его на мысль о таблетках. Однако Бен чувствовал такую усталость, что предпочел на время забыть о самоубийстве.
В тусклом свете ванной можно было разглядеть фотографию Блисс, которую он вставил за рамку своего поцарапанного зеркала. Бен повернулся и лег на другой бок, спиной к фотографии, спиной к прошлому.
7
2 октября 1941 г.
Мама мертва.
Смотрю на эти слова и не могу поверить своим глазам. Ее нашел Кайл, и я знаю, как нелегко ему пришлось. Мы с ним оба слышали выстрел. Произошло это поздно ночью. Я спала так крепко, что решила поначалу, будто мне снится сон. Подумала еще, что мама наконец-то застрелила своего индейца. Но тут я услышала, как Кайл выскочил из кровати и бросился в коридор. Я медленно встала, как будто что-то удерживало меня на месте. Будто какой-то внутренний голос подсказывал мне, что лучше не торопиться. К тому времени, когда я добралась до гостиной, Кайл уже стоял в дверях, не пуская меня внутрь. Казалось, будто он вырос за одну ночь, так что плечи его закрывали почти весь дверной проем. Лампу он оставил в гостиной, и лицо его было теперь в тени. Но даже в тусклом свете месяца я разглядела, какие большие и испуганные у него глаза.
– Что случилось? – прошептала я, пытаясь проскользнуть мимо него в комнату, но Кайл схватил меня за руку.
– Не ходи туда, – сказал он. – Это мама. Она застрелилась.
– Насмерть? – спросила я.
Кайл кивнул и отступил в сторону, потому что в коридоре показался папа, который тоже хотел пройти в гостиную. Мы внимательно слушали, но изнутри не донеслось ни единого звука. Такого молчаливого человека, как наш отец, надо было еще поискать. Мне хотелось посмотреть на маму, чтобы убедиться, что она мертва, но Кайл меня не пустил.
– Она выстрелила себе в голову, Кейт, – сказал он, стараясь даже не смотреть в том направлении. Мне трудно было представить, что может сделать с человеком выстрел в голову.
Наверно, во мне много плохого, потому что в такой момент мне хотелось смеяться. Мне стыдно писать об этом, но дневник – единственное место, где я могу сказать правду. Я лишь с трудом удерживалась от смеха. Если бы не испуганные глаза Кайла, я бы точно расхохоталась. Мне хотелось сказать ему: «Кайл, наконец-то мы свободны!»
В этот момент из комнаты вышел папа. Он постоял немного, понурив голову, а потом взглянул на меня:
– Она так и не пришла в себя с того времени, как у нас появилась ты, Кэти.
Для меня это стало настоящим шоком, но я видела, что папа на меня не сердится. Он даже погладил меня легонько по голове, чего никогда не случалось раньше.
– Не ругай себя, детка, – сказал он. – Твоей вины тут нет. Это даже к лучшему, что она так сделала. Наконец-то она обрела покой… да и вы тоже.
В тот день мы с Кайлом не пошли в школу. Я вместо этого отправилась в свою пещеру, а Кайл прибрался в гостиной. Я предлагала ему помочь, но он отказался. Не хотел, чтобы я заходила туда. Потом он пришел ко мне в пещеру и рассказал, что она с собой сделала. Это так ужасно, что я даже не могу писать об этом. Но я заставила себя выслушать Кайла, потому что ему надо было выговориться. Он сидел на скамейке, которую мы притащили из дома Смитов, и ровно, монотонно рассказывал мне все эти ужасы. Даже взгляд у него изменился. В тот момент я пожалела, что папа сказал, будто это мое рождение стало всему причиной. Мне казалось, это я виновата в том горе, которое читалось сейчас на лице брата.
3 октября 1941 г.
Новости, которые я узнала прошлым вечером, стали для меня настоящим шоком. Вернувшись домой из пещеры, я обнаружила, что отец сидит на ступеньках лестницы с бутылкой виски в руке. Я спросила его, что он имел в виду, когда сказал, что мама так и не пришла в себя после того, как у них появилась я. Он несколько раз отхлебнул из бутылки и только потом заговорил: