По сути дела, в этих нескольких предложениях содержится резюме юнговской ревизии личных воспоминаний и "инфантильных комплексов": ни одно внутреннее переживание, ни одно воспоминание или психический образ не может быть чисто личным ("банальным"), в самой своей сути оно на самом деле является коллективным и трансцендентным. Заметки Фанни по поводу ее ассоциаций дают нам возможность ввести их в исторический контекст развития юнговской мысли. Они являются самым ранним свидетельством того, что Юнг вновь обратился к своей прежней психофизиологической теории разума, основанной на личных комплексах (наличие которых он установил экспериментальным путем — с помощью словесно-ассоциативных исследований), и перевел ее в трансцендентальный план, вследствие чего вместо некогда досаждавших нам комплексов (которые заставляли нас забывать вещи или слова, делать скверные вещи, которые мы, находясь в нормальном состоянии, никогда бы не сделали) нашим поведением стали руководить "предвечные образы" или "доминанты" или "боги" или "архетипы". Еще раз в своей жизни Юнг обнаружил универсальное в частном, священное в мирском.
В 1915 г. его теория предполагала наличие лишь двух психологических типов — экстраверсии и интроверсии. Но в них содержались и смутные прообразы того, что Юнг впоследствии назвал соответственно чувственным и мыслительным типами. Эти понятия были связаны с тем, в каком направлении у индивида движется либидо (экстраверты проецируют себя вовне, а интроверты — во внутренний, субъективный мир). К 1916 г. при поддержке Тони Вольф сюда было добавлено понятие интуиции. В ходе продолжительных и тяжелых обсуждений проблемы типов в переписке с Гансом Шмидом, Юнг пришел к выводу, что имеются две "функции", которые у каждого человека могут быть развиты в большей или меньшей степени, а также четыре типа, распадающихся на две биполярные пары: мышление-чувство, ощущение-интуиция.
В течении этих первых лет развития аналитической психологии основным пунктом, отличавшим Венскую школу от Цюрихской, был акцент, делаемый последней, на типах личности. Фанни Боудич была, можно сказать, классическим примером интроверсии, буквально таки взятым из учебника. Вторым таким случаем была Мария Мольцер. И ей, и Фанни еще не раз предстояло убедиться, что их жизни во многих аспектах шли параллельными путями.
Начиная с последних месяцев 1914 г. Юнга регулярно (каждый год) призывали на несколько месяцев в армейский медицинский корпус для выполнения воинского долга. Независимо от того, что случилось между ними в связи с продолжением анализа, но теперь Фанни виделась с Юнгом реже. В его анализе с Фанни возник застой и по другой причине. Вероятно, ввиду того, что Юнг плохо справлялся с лечением Фанни Боудич, он лишился поддержки Пат-нэма, которым он, тем не менее, продолжал очень сильно восхищаться. К 1915 г. Патнэм вступил в прочный союз с Фрейдом и его движением. Начиная с письма от 22 февраля 1915 г., на котором он нарисовал две руки в дружеском рукопожатии, Патнэм стал начинать свои послания к Фрейду словами "Дорогой Фрейд". Фрейд же, наслаждавшийся новой близостью, отвечал ему аналогичными приветствиями. С этого момента Фанни, которая и так уже постепенно переходила под опеку Мольцер, была Юнгу больше не нужна.
Фанни Боудич продолжала проходить анализ у Мольцер и просто таки расцвела на глазах (ни о чем подобном она прежде и мечтать не могла). В 1915 г. из Нидерландов прибыл очаровательный молодой психиатр, поступивший на лечение к Юнгу и Альфонсу Медеру. Его звали Иоганн Рудольф Кац, и Фанни влюбилась в него. К концу 1917 г. они обосновались в Амстердаме, где Кац имел психиатрическую и аналитическую практику.
Их роман начался весной 1916 г. В мае Кац подарил Фанни девять красных роз, перевязанных золотой тесьмой. Она уже достаточно долго пробыла среди юнгианцев, чтобы понять, что окраска этих цветов имела сексуальное значение. Этот букет был соблазном, вызовом, а также подтверждением того, что она находится на пороге перемен. В случае с Фанни — девушкой сорока двух лет — выход из состояния девственности и за пределы защитной оболочки того психологического мира, в котором правят законы матери-дочери, происходил с огромным опозданием. На языке окружавших ее юнгианцев это означало: индивидуацию тормозит перенос на принцип Велико» Богини-Матери, а поэтому, будучи якобы взрослой, она по-прежнему остается ребенком. И вот нашелся мужчина, предоставивший ей возможность стать полноценной женщиной. Но сперва должно было произойти жертвоприношение: роль девственницы, за которой она так долго скрывалась, должна была умереть.