Она и Хинкль делились между собой практической информацией, связанной с их занятиями психотерапией. Хинкль дала ей экземпляр стандартной формы интервью, которую она заполняла во время первого сеанса с каждым новым пациентом. Лонг перенесла ее в свой дневник под заголовком "Форма д-ра Хинкль". Интересен тот факт, что там рассматривалась не только наследственность (что на тот час было обязательным правилом), но было также отведено место и для определения психологического типа.
Непонятно, где и как, но Лонг удалось познакомиться с Руди и Фанни Кац. 6 декабря они посетили ее после своего длившегося несколько месяцев пребывания в Америке. Она была восхищена Руди и установила с ним переписку. Впоследствии она в своих письмах время от времени изливала ему душу, а он давал ей советы (зачастую, ироничные) на тему любви.
"Меня одолевали ужасные фантазии о смерти"
1921 г. принес Лонг разочарование и конфликт.
Пообщавшись с Юнгом в Корнуолле, она вновь увидела, что он всего лишь человек. Она потеряла свою веру в него. В странной истории, описанной ею в апреле, содержится намек: "Эта же проб{лема] была и у М.К.Б.! — написала она. — Сон явился в Корнуолле, сразу же после того, как К.Г.Ю. ее отверг — чем я была ужасно разгневана и глубоко оскорблена (4 июля 1919 г.)". Очевидно, в 1919 г. Юнг отверг "МКБ", а весной 1921 г. этот конфликт (какой бы ни была его подлинная причина) всплыл снова.
Осенью 1921 г. Лонг встретила мужчину, являвшегося, по ее мнению, подлинным мудрецом, новым светом и достойным соперником Юнга. В его пользу был и тот факт, что он жил в Лондоне. Внезапно оказалось, что больше нет никакого смысла оставаться последовательницей далекого мастера. .
После того как друзья представили ее русскому мистику П.Д.Успенскому, Лонг начала посещать проводимые им занятия, и постепенно его духовные уроки стали все больше захватывать ее. Пришел конец неумелым шатаниям в поисках смысла жизни на основе ее сновидений и связанных с ними ассоциаций. Отныне Лонг могла производить анализ с помощью новой тщательно разработанной метафизической системы, и это дало ей возможность ощутить в себе особую искру, какой в связи с Юнгом у нее никогда не было. Она осознавала, что во имя своего нового духовного учителя ей придется пожертвовать Юнгом, но испытывала по этому поводу амбивалентность и нерешительность. Находясь между ними двумя, она пыталась сохранить свою приверженность к обоим, однако это лишь делало ее еще более несчастной. Юнг почувствовал, что грядет измена, и попытался уговорить ее вернуться. Однако это только ухудшило ситуацию.
В декабре 1921 г., после месяцев, проведенных в мучительных попытках предотвратить полное отдаление от Юнга, безуспешность которых все больше ослабляла ее чувство собственной значимости, Лонг сделала в своем дневнике следующую запись:
30. XII.21. Недели, последовавшие за 5 ноября, прошли под знаком болезни и конфликта. Меня одолевали ужасные фантазии о смерти, то же самое было и нынешней ночью. У меня какие-то физические нарушения. Самый настоящий случай [ ] — Разочарование и в МКБ, и в КГЮ. Я сомневаюсь, что горечь стала бы меньшей, если бы я осознала, что любовь как внутренняя ценность рождается из [ ].
Когда бы и где бы я ни любила — "любовь — это уважение" — если говорить в целом: такое [уважение], которое проявляется в мелочах — забота об объектах — но ответной теплоты не жди — чаще всего со стороны объектов имеет место [ ] полное равнодушие.
Кац пишет из Золликона (Швейцария), что такое слово как "любовь" давно исчезло. Он сам удивляется, как он мог думать [ ] изжило себя — и считает, что оно "только что началось". То же самое происходит и со мной. Новая ориентация предполагает любовь к себе. В настоящий момент мне ее очень недостает, хотя я и являюсь глубоко эгоистичной. Сильная эгоистичность мешает мне любить себя. Я кормлю свое тело, одеваю его, но люблю ли я свою самость}..
Я еще менее состоятельна, чем мои невротические пациенты. Я являюсь невротиком.
Эта запись символизирует тот факт, что Лонг достигла в своей жизни самого настоящего поворотного пункта. Она сама осознает, что стала отступницей. Хуже того — у нее развилась столь сильная диссоциация с самой собой (и это после восьмилетнего следования по стопам Юнга, обещавшего ей возрождение!), что она даже забыла, кто она такая. Вскоре она нашла поддержку и стала делать в своем дневнике примерно такие записи: "Все люди спят" и "Должны заниматься припоминанием себя". То были учения ее нового мастера Успенского и его гуру — армянина Георгия Ивановича Гурджиева.