— Ты рассказала Тому? Если нет, то у меня останутся сомнения.
— Здесь нечего рассказывать, — сопротивляюсь я.
— Если тут нечего рассказывать, тогда почему ты так уклончива в своих ответах?
— Потому что это требует большой концентрации. Стараться избегать думать о ком-то — достаточно мучительно.
— Нет ничего успокаивающего в том, чтобы находиться в состоянии постоянного вожделения! — заключает Марк.
Подходит Эмма.
— Не собираетесь ли вы присоединиться к нам? — улыбаясь, спрашивает она. — Или вы хотите провести остаток вечера, посвятив его семейным делам?
Мы возвращаемся к столику и садимся. Кэти и Марк обмениваются понимающими улыбками. Я убеждена, что она привлекла его к этому, чтобы проверить правдивость моего отчета о состоянии дел с Робертом Басом. Однако я не сержусь, ибо знаю — оба они принимают мои проблемы близко к сердцу. Эта мысль меня утешает.
Эмма задает Марку вопросы о его работе.
— Тебе всегда нравятся твои пациенты?
— Я сейчас меньше занимаюсь наблюдением за пациентами, но когда практиковал, обычно находил, что у каждого есть подкупающие черты. На самом деле интересно то, что определенные группы пациентов вызывают больший интерес, чем другие.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну… определенные психопатологии создают общность индивидуальных особенностей, — поясняет он. — И некоторые из этих особенностей более привлекательны, чем другие. Страдающие анорексией, например, часто склонны к лести. Больные, страдающие навязчивым неврозом, очень непреклонные, и они всегда приводят в порядок мой рабочий стол.
— А кого ты любишь больше всего? — подключается к разговору Кэти.
— Людей с непреодолимым влечением к сексу, — отвечает он без запинки. — Не из-за того, конечно, что они всегда пытаются соблазнить тебя — что они, конечно, делают, даже мужчины, — а потому, что их успех зависит от того, чтобы быть чрезвычайно обольстительными. Они прекрасные собеседники, с ними обычно столько смеешься!
— Как с Расселом Брэндом[108]? — спрашивает Эмма.
— Именно, — соглашается Марк.
— А как ты сопротивляешься их атакам? — хочет знать Кэти.
— Я думаю о том, что могу потерять работу, если уступлю. Мысленно прокручиваю в голове последствия. С мужчинами это проще, я исключительно гетеросексуален. И потом я вижу больше мужчин, чем женщин. Эта проблема более типична для мужчин.
— Как ты определяешь разницу между пагубной привычкой и нездоровой навязчивой идеей? — вырывается у меня вопрос.
— Некоторые люди склонны смотреть на все эти проблемы как на пагубные привычки, — говорит он. — Но чтобы квалифицировать это как пагубную привычку, такие проблемы должны доминировать в твоей жизни ежедневно. Ты отдаляешься от людей, и пагубная привычка становится твоим другом. Здесь есть также элемент ненависти к самому себе. Ты, Люси, возможно, одержима, но пагубных привычек у тебя нет. — И он с удовлетворенным видом откидывается на спинку стула. Марк любит свою работу!
— А как ты думаешь, к Гаю у меня пагубная привычка? — нерешительно спрашивает Эмма.
— Нет, — живо отзывается Марк. — На месте Гая запросто мог бы быть кто-то еще. Просто ты испытываешь склонность к определенному типу мужчин. К мужчинам, которые никогда не будут твоими. Ты боишься близости из-за страха быть отвергнутой.
Я ошеломлена. Никто из нас никогда не говорил с Эммой так вот прямо.
— И каков же метод лечения? — Ее голос звучит гораздо менее уверенно.
— Тебе следует сознательно избегать их. Поскольку ты признаешь их как тип, они тоже признают тебя. Возможно, тебе следует обратиться за помощью к профессионалу.
— Как насчет тебя? — спрашивает Эмма.
— В настоящее время, мне кажется, я встретил ту, на которой хотел бы жениться.
— О, черт! — вырывается у меня. — Когда мы с ней познакомимся?
— Скоро, — загадочно произносит он.
Кто-то трогает меня за плечо. Думая, что это заботливый официант, я вяло поворачиваюсь, приготовившись попросить еще одну бутылку шампанского, ибо решила напиться сегодня вечером так, будто завтра не наступит никогда, и вижу, что это не официант. Это Роберт Басс.
Он опирается руками на подлокотник дивана и наклоняется, чтобы заговорить со мной. Его пальцы растопырены, и я замечаю, как он царапает бархат, оставляя на ворсе маленькие бороздки.
— Что вы здесь делаете? — спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал менее встревожено, чем это есть на самом деле.
— Я только что закончил ужинать со своим издателем, — говорит он. — Вот увидел вас и подумал, что будет невежливо уйти просто так, не объявившись. А вы что здесь делаете? Вы говорили, что никогда никуда не выходите.