— В общем, так и есть. Я здесь с моими подругами и братом, — отвечаю я, однако даже и не делаю попытки представить его им.
Я решительно поднимаюсь с дивана, показывая тем самым, что ему не следует присаживаться к нам. Он наклоняется и целует меня в щеку. Один раз. Внешне этот жест выглядит ничего не значащим. Кажется, ни Марк, ни мои подруги не проявляют в связи с этим никакого беспокойства. Они думают, наверное, что это мой старый друг, без сомнения, кто-то из команды «Вечерних новостей». Но поцелуй длится чуть дольше, чем следовало бы. Я чувствую его щеку рядом с моей щекой, его руку на своем плече. Эти хитрые, преднамеренные жесты — продолжение близости, возникшей на вечеринке. Я понимаю, что мы оба неоднократно мысленно возвращались к тому эпизоду. Когда мы смотрим друг на друга, я вижу мою собственную страсть, отражающуюся в его глазах. Я чувствую, что у меня перехватывает дыхание. Я вижу, что моя рубашка на груди вздымается и опускается слишком быстро, и начинаю кусать нижнюю губу. Я хочу заставить ее кровоточить, чтобы болью отвлечь себя и высвободиться из этого плена. Я думаю о маленькой коленке Фреда, залитой кровью, и о том, как он, плача, звал меня, как будто в мире больше нет никого, кто мог бы облегчить его страдания. Я думаю о Томе, невозмутимом, рациональном, надежном.
— Люси, вы обязаны поговорить со мной, вы не можете притворяться, что ничего не случилось, — шепчет он мне в ухо. — Мы оба в этом замешаны.
— Обязана? Обязательства у меня есть перед моей семьей, так же как и у вас — перед вашей, — возражаю я. — Послушайте, сейчас не время и не место для этого.
— Так назовите время и место! Мне одному с этим не справиться. Я действительно измучился.
Тут мой брат, как всегда общительный и дружелюбный, встает со своего места и подходит к нам.
— Может быть, выпьете? — спрашивает он Роберта Басса.
Я представляю его собравшимся, успокоенная тем, что никто из присутствующих не знает его имени, а слышали о нем только как о Прирученном Неотразимце. Мне необходимо заставить его уйти так быстро, как только возможно.
— Разрешите мне угостить вас, — говорит Роберт Басс, направляясь к бару.
Я снова сажусь, чувствуя легкую тошноту. Однако на сей раз я не могу отнести это на счет вина. Я больна от страсти. Это все равно что пытаться остановить химический эксперимент, когда ингредиенты уже помещены в пробирку, решаю я.
— Кто это? — театрально вопрошает Эмма. — Великолепный экземпляр! Он просто неотразим! И определенно мог бы отвлечь меня от Гая. Я бы даже рискнула, пожалуй, разделить с ним мировое господство.
Приятно слышать, что моя старая подруга одобряет мой вкус в отношении мужчин, но с другой стороны, это заставляет меня задаваться вопросом, а не слишком ли заметен Роберт Басс.
— Старый друг, — отвечаю я. — Не виделись целую вечность. Но я уверена, что он женат.
— Брак — это душевное состояние, — откликается Эмма. — Так всегда говорит Гай. Когда он с женой, он чувствует себя женатым, а когда со мной, то чувствует себя «оттраханным». Он говорит, что идеально — когда можно быть холостым в течение недели и женатым по выходным.
— Это потому что мужчины имеют пугающую способность делить свою жизнь на части, — вздыхаю я. — Женщины никогда бы не смогли жить подобным образом.
— Так откуда ты его знаешь? — изучающе смотрит на меня Марк. — Прошло почти десять лет, как ты оставила работу, то есть, я хотел сказать, с тех пор, как ты решила сменить белый воротничок на синий[109].
— При чем тут синий воротничок? — недоумевает Эмма.
— Потому что досмотр за детьми — это вариант шахтерской доблести, за исключением того лишь, что в этом забое не бывает пересменки, — поясняю я. И поворачиваюсь к Марку, нарочито равнодушно роняя: — Один старый знакомый. — Я выразительно смотрю ему прямо в глаза.
Брови Марка дважды приподнимаются, но тут к столу возвращается Роберт Басс. Он садится в кресло рядом со мной, Эмма сидит с другой стороны от него.
— Итак, что вы здесь делаете? — спрашивает она, поворачиваясь к нему всем телом и улыбаясь своей самой очаровательной улыбкой. Эмма неисправима! Роберт Басс, опираясь на левый локоть, поворачивается ко мне спиной. Однако его ноги скользят под столом дальше. Я знаю, что мне следует сдвинуться в сторону, чтобы исключить возможность любого физического контакта, учитывая, что мои оборонительные сооружения несовершенны и что каждое наше соприкосновение порождает во мне сокрушительную реакцию.