Конечно, может статься, наши мнения во всем совпадают. Что еще вероятнее — его недостатки отличаются от недостатков Тома. Но вовсе не обязательно они не будут менее раздражающими в долгосрочной перспективе. Если кто-то спит по диагонали поперек кровати, вытянув ноги, то это лишь поначалу кажется милым — этакое желание общения даже ночью. Однако через неделю это становится, мягко говоря, не вполне уместным. А в перспективе оборачивается разделением постелей.
Потом я размышляю над тем, что слишком часто меня злило сказанное Робертом Басом. Все эти месяцы я пыталась подавить в себе эти чувства, но теперь все его самые раздражающие комментарии и привычки сгрудились в кучу, и толкают друг друга, чтобы предстать на мой суд.
Судорожность, с которой он снимает свой велосипедный шлем и расчесывает волосы, прежде чем войти в школу, кажется принижающей; то, что он считает методами воспитания — никакого телевизора в течение недели; важно играть с детьми, не руководя ими; никаких бакалейных товаров, ни одной банки запеченных бобов — все это очень раздражает. Даже его походка ковбоя! Все в нем кажется смешным и манерным. И шрамы на физиономии отнюдь не придают ему мужественности — обычные следы подростковых угрей.
В связи со всей этой злобной ревизией мне вспоминается один случай с Саймоном Миллером. Как-то во время летних каникул он позвонил в дом моих родителей и спросил, может ли он зайти повидаться со мной. Это было, по меньшей мере, спустя два года после нашей последней встречи, я училась тогда в Манчестере. Мои родители были в отпуске, и я была совершенно готова к тому, что он может остаться у меня на ночь. Мы воскресили бы страсть наших юношеских лет. И он пришел. Мой взгляд почему-то сразу упал на его белые махровые носки. По какому-то необъяснимому наитию носки эти стали причиной моего внезапного глубокого отторжения от того, кто прежде дарил мне столько телесных радостей. Ночь он провел в спальне для гостей вместе со мной, считающей часы до его ухода. Когда я познакомилась с Томом, тот скомпрометировал себя куда более страшным тряпичным харакири, но я с облегчением обнаружила, что это не оказывает на меня никакого отрицательного воздействия. Даже его лохматый махровый халат вызывал во мне чувство симпатии. Мысли о Томе отзываются уколом ностальгии.
Тут раздается негромкий стук в дверь. Я толком не знаю, что делать. Наверное, если я лягу на кровать, это будет выглядеть несколько преждевременно. Ведь еще совсем неясно, куда мы присядем. Хотя здесь только один маленький столик и один стул у окна. А все дороги ведут к кровати. Могу поклясться, что от двери до кровати здесь протоптанная дорожка, наподобие тропинки, проложенной с помощью газонокосилки через поле с травой по пояс теми, кому дорого время.
— Войдите! — кричу я.
Входит Диего с чайником и жизнерадостного вида оранжевой кружкой. Когда я с облегчением осознаю, что вижу Диего, а не Роберта Басса, я понимаю: момент упущен. Я имею в виду желание — все слишком размазано. Если бы мы пришли сюда вместе, то, без сомнения, к этому моменту я была бы вовлечена в адюльтерные отношения с этим Неотразимцем. Момент не прошел бы.
— Вам налить? — заботливо спрашивает Диего.
— Спасибо, я сама!
— Все еще никаких признаков мистера Баса, — сообщает портье. — Пожалуйста, звоните, если понадобится что-то еще.
Час тридцать ночи. Как я тут оказалась? Я смотрю на свой мобильный телефон, на случай если он прислал сообщение. Ничего. Никаких пропущенных звонков. Никаких сообщений. Первый урок для любителя адюльтеров — надо опаздывать! Второй — задергивать шторы и приглушать освещение. Я уже сделала две ошибки: с редкостной пунктуальностью прибыла слишком рано и теперь пялюсь из окна с пластиковыми рамами, задаваясь вопросом, какой маршрут выберет объект моей увядающей страсти. Третий урок — избегать бесед со служащими отеля, но я уже угодила в западню. Теперь я думаю о флоре и фауне Коста-Рики и размышляю над ее преимуществами в качестве места семейного отдыха, когда времена будут менее суровыми в финансовом отношении.
Я подхожу к кровати и снова ложусь. Все, чего я сейчас хочу, — это вернуться домой. Несмотря на включенный кондиционер, в номере так жарко, что мои икры прилипают к покрывалу из полиэстра. Рисунок на покрывале — соединение множества зелено-фиолетовых фигур — вызывает головокружение, если смотреть долго. Ковер — другого зеленого оттенка, более темного; прикроватные лампы — лиловые. Я слышала, как Эмма не раз с большим восторгом рассказывала об этом отеле, однако не чувствую ничего из того, что она с таким упоением живописала.