Повисает гробовое молчание, которое длится, кажется, целую вечность. Он приглаживает рукой волосы.
— Что они здесь делают, все эти люди? — наконец спрашивает он. — Это милая ловушка? Мне следовало понять лучше, прежде чем связываться с тобой, что ты — катализатор несчастий! Вероятно, в шкафу прячется моя жена.
Мы все нервно смотрим на платяной шкаф. И даже я задаюсь вопросом, не ожидает ли она терпеливо своей мизансцены.
— О, мой Бог, Люси! — Это Кэти. Сокрушенно. — Что он здесь делает?
Изобэль стоит столбом. Слезы на ее подбитой физиономии мгновенно высохли, в глазах засквозил интерес к жизни.
— Вы все одним миром мазаны! — всхлипывает она остаточным всхлипом. — Не могу поверить, что у тебя интрижка с одним из родителей. Сплошной разврат!
— Я думал, он действительно твой старый друг из «Вечерних новостей»! — восклицает Марк, закрывая дверь.
— Абсурд. Это — Прирученный Неотразимец, — информирует всех Изобэль. — Они уже целый год флиртуют. Я думала, что это просто добродушное поддразнивание. И никогда не думала, что это превратится в настоящую оперившуюся любовную связь.
— Не могу поверить, что ты сделала это! — шепчет Эмма, прикрыв рот рукой.
— Она ничем не лучше меня! Это худший вид лицемерия! — оживляется Гай. Впервые за весь вечер.
Совпадения заставляют тебя думать, будто есть какая-то странная логика в жизни, однако когда за один вечер их происходит так много, это лишь подчеркивает присущий ей хаос, как будто в любой момент может случиться все, что угодно.
— Ничего не произошло, — сообщаю я всем.
Они смотрят на меня с недоверием.
— Он же фактически голый, Люси! — снова бормочет Кэти. — Это выглядит нехорошо.
— Потому что он принимал ванну, — бодро вношу я ясность, словно это объяснение может показаться им заслуживающим доверия.
— Люси, никто не приходит в подобный отель только для того, чтобы принять ванну! — огрызается Марк. — Ты еще скажи, что пришла сюда, чтобы послушать «Всемирную службу» Би-би-си.
— Я действительно слушала «Всемирную службу»… — подтверждаю я. — Не могу поверить, насколько вы все лицемерны! За исключением Изобэль вы все погрязли в неверности того или иного рода. Я провела прошлый год в самоистязаниях, что я должна делать по поводу этого мужчины, а мы даже ни разу по-настоящему не целовались.
— Она права, — включается Роберт Басс. — Я знаю, что это выглядит не очень-то правдиво, но действительно ничего не было. Фактически Люси пыталась противостоять моим попыткам завязать отношения.
Раздается стук в дверь. Мы все нервно оглядываемся. Этот стук не похож на тихое предупредительное ритмичное постукивание Диего. Сейчас звук решительный и требовательный.
— Кто там? — спрашивает Роберт Басс, глядя на меня.
И все тоже смотрят на меня.
— Кто это еще, Люси? — резко спрашивает Марк.
— Откуда я могу знать? — раздраженно вскрикиваю я.
— Ты здесь для всех связующая нить! — поясняет Марк.
— Я открою, — решительно заявляет Изобэль. — Это может быть кто-то с моего курса сыщиков.
— Лучше я открою, — возражаю я. — Это может быть Том.
Я думаю о том, что мне предстоит. Месяцы взаимных обвинений, сомнений в правдивости моей истории, скрытая подозрительность всех, кто был в этом номере, и их неверие в то, что я и Роберт Басс говорим правду. Ничуть не лучше, когда тебя считают овцой, а не ягненком. Совсем нет. Потом я раздумываю над тем, как каждый из присутствующих будет использовать мою историю, чтобы уменьшить драматичность и эмоциональность своей собственной, до тех пор, пока остаток этого вечера не растворится в незначительности, будучи противопоставлен моей неверности. Даже если Том захочет поверить мне, он столкнется с оскорблением со стороны всех этих людей, высокомерно полагающих, что он слеп. Я тяжело вздыхаю; первое из того, что я представляю себе, будет, вероятно, целая жизнь вздохов. Может быть, Том бросит меня. Он может решить, что я не заслуживаю доверия и что для детей будет лучше жить в доме, где меньше подозрительности и напряженности. Он может также принять ответные меры, включающие полноценную собственную неверность, а не ту полусырую неубедительную фантазию, в которой барахталась я. Я поворачиваю ручку.
— Суини! — произносит какой-то мужчина, толкая дверь, когда чувствует мое сопротивление. — Впустите меня! Я здесь, чтобы спасти вас. — Последнее предложение произнесено с акцентом, характерным для Глубокого Юга. Когда в номер входит Знаменитый Папа, все стоят как громом пораженные. Я беспокоюсь, как бы он, наконец, не стал жертвой частичного нервного срыва; может быть, он вновь переживает роль, которую играл в одном из голливудских боевиков. Возможно, что-то, происходившее в тропиках по сценарию Грэма Грина, потому что на нем неряшливый костюм, который, вероятно, начал неделю, будучи кремовым, а закончил ее почти серым.