– Вызывай полицию! – крикнул сдающий мужчине, выглянувшему из здания бензоколонки.
К этому моменту Розалин уже лежала распростертая на земле, избитая, вцепившись пальцами в островки травы. Из раны у нее под глазом шла кровь, стекая дорожкой под подбородок, точно слезы.
Приехавший полицейский сказал, что мы должны сесть на заднее сиденье его машины.
– Вы арестованы, – сказал он Розалин. – За нападение, кражу и нарушение спокойствия, – а потом повернулся ко мне: – Когда доберемся до участка, позвоню твоему папе, и пусть он сам с тобой разбирается.
Розалин забралась в машину, подвинулась на сиденье. Я последовала за ней, двигаясь, как она, садясь, как она.
Дверца закрылась. Так тихо, словно это просто воздух легонько вздохнул. В том-то и заключалась вся странность – как такой тихий звук смог накрыть собой весь мир.
Глава вторая
Покинув прежнее гнездо, рой, как правило, пролетает всего несколько метров и останавливается. Пчелы-разведчики ищут подходящие места для основания новой колонии. Со временем одно такое место завоевывает предпочтение, и весь рой взвивается в воздух.
Полицейского, который вез нас в тюрьму, звали Эйвери Гастон, но заправщик бензоколонки называл его Ботинком. Загадочное прозвище, поскольку в его ботинках не было ничего примечательного, да и в ногах тоже, насколько я могла судить. Единственной бросавшейся в глаза чертой его внешности были уши – совсем детские, похожие на вяленые абрикосы. Я разглядывала их с заднего сиденья и гадала, почему ему не дали прозвище, например, Ушастик.
Трое мужчин ехали вслед за нами в зеленом пикапе с ружейной стойкой в кузове. Каждые пару минут они буквально нависали над нашим бампером и сигналили клаксоном. Я всякий раз подскакивала на месте, и Розалин успокаивающе поглаживала меня по ноге. Перед «Вестерн-Авто» они затеяли новую игру: поравнялись с нами и начали что-то выкрикивать в окна, что именно – разобрать мы не могли, поскольку стекла в машине были подняты. Людям, сидящим на заднем сиденье полицейской машины, не положены такие привилегии, как дверные ручки и стеклоподъемники. Так что нам повезло ехать в тюрьму в удушающей жаре, наблюдая, как губы мужчин двигаются, произнося вещи, которых мы не слышали, – и были этому рады.
Розалин смотрела прямо перед собой и делала вид, что эти мужчины – мелкие мошки, жужжащие у москитной сетки кухонной двери. Вот только я чувствовала, как дрожат ее ноги, превращая все заднее сиденье в виброкушетку.
– Мистер Гастон, – позвала я, – эти люди ведь не с нами едут?
В зеркальце заднего вида мелькнула его улыбка:
– Трудно сказать, что могут сделать мужчины, которых настолько допекли.
Незадолго до Мейн-стрит это развлечение им наскучило, они прибавили газу и уехали вперед. Мне вздохнулось легче, но, когда мы остановились на пустой парковке за полицейским участком, они уже поджидали нас на заднем крыльце. Тот, что сдавал карты, похлопывал по ладони ручным фонариком. Двое других держали в руках церковные веера, помахивая ими.
Когда мы вышли из машины, мистер Гастон надел на Розалин наручники, защелкнув их у нее за спиной. Я подошла к ней так близко, что почувствовала, как с ее кожи испаряется влага.
Не дойдя до мужчин десять ярдов[10], она встала как вкопанная, отказываясь идти дальше.
– Ну, слушайте, не заставляйте меня доставать пистолет, – процедил мистер Гастон.
Обычно полицейским в Сильване приходилось пользоваться оружием только тогда, когда их вызывали отстреливать во дворах гремучих змей.
– Пойдем, Розалин, – попросила я. – Да что они с тобой сделают на глазах у полицейского?
И тут тот, кто сдавал карты, взметнул фонарик над головой и резко опустил вниз, хрястнув Розалин по лбу. Она рухнула на колени.
Я не помню, чтобы что-то кричала, но когда снова начала себя осознавать, ладонь мистера Гастона зажимала мне рот.
– Тихо, – шикнул он.
– Может, теперь тебе захочется извиниться, – сказал раздающий.
Розалин силилась подняться на ноги, но без помощи рук это была безнадежная затея. Поднять ее смогли только мы с мистером Гастоном.
– Ты все равно извинишься, черномазая, не мытьем, так катаньем, – с угрозой сказал раздающий и вновь шагнул к Розалин.
– Придержи-ка коней, Франклин, – бросил ему мистер Гастон, ведя нас к двери. – Не время еще.
– Я не успокоюсь, пока она не извинится!