Тем не менее про Нолана я не рассказала, и про свои занятия зельеварением тоже. Как-то не до этого… Последние три пары просидела, как на иголках. Где-то там, мой гиперактивный и гипертревожный профессор Парис дерется в боевых ямах, а я здесь, сижу-слушаю про то, как направлять магию света. Может, я все-таки поступила с ним жестоко? Может, переборщила?
— Если ты полукровка, значит, в тебе сто процентов магии, — шептала Стина, — сколько-то черной, сколько-то светлой, какая у тебя жизненная сила?
— Не поверишь.
— Ну же, какая?
— Пять единиц.
— Пять?
— Очень маленькая, — кивнула я, — поэтому и не учусь. Какой смысл, если магии всего ничего?
Стина нахмурилась, взяла мою руку, стала слушать пульс.
— Семьдесят ударов в минуту, — наконец сказала моя подруга.
— И что с того? Обычный пульс.
— Вот именно, — ее глаза загорелись.
Эх, сколько бы моя подруга не жаловалась на свою жизнь и не причитала, как не любит учиться, она была умницей.
— Будь твоя жизненная энергия такой маленькой, ты бы даже ходить не могла, ты была бы слишком слабой, — сказала Стина, — а на слабачку ты не похожа.
Верно. Меня тоже этот факт всегда смущал.
— Черная магия у меня тоже слабовата, если честно, — сказала я.
— Так не бывает. Значит, произошла какая-то ошибка, у тебя точно не может быть пять единиц!
— Но на аппарате показало так…
— Какой аппарат? Где ты его взяла?
— В подвале отца.
Моя подруга вопросительно подняла брови. Покачала головой. Ладно, «подвал отца» звучит очень подозрительно, и намного хуже, чем все есть на самом деле.
— А у тебя какая энергия? — поинтересовалась я.
Стина потупила взгляд.
— Да ладно, очень высокая, я знаю. Больше девяноста?
— Не важно, — Стина сглотнула, — но с твоими пятью единицами надо разбираться.
— И как же?
— Найдем другой аппарат, проверим.
Мы одновременно посмотрели друг другу в глаза. Подумали об одном и том же.
— Мы ведь не станем лезть в деканат? — спросила Стина, — ближайший прибор только в деканате!
— Мы — нет, но, кажется, я знаю того, кто сможет это сделать для меня.
Да, в кабинете у госпожи Аполоны стоял такой аппарат и к нему был открыт доступен любому желающему, вот только если бы я вежливо попросила этот прибор, тогда декан бы узнала про мое полукровие. А такое пытаешься скрыть.
Пары закончились быстро, и я поехала домой. Как обычно остановилась в придорожной кафешке, переоделась в туалете. Хозяйка уже привыкла, что каждый день к ним заходит одна девчонка, а выходит другая. Снова черный топ, короткая кожаная юбка, тени, пирсинг, ботфорты. Крутая девчонка врывается в этот мир, оставляя хорошую девочку далеко-далеко, в Академии Света.
Ворвалась в клуб. Там все стояли на ушах. Кричали, смеялись, выли…
— Что происходит? — спросила я у первого попавшегося мужчины, — что?
— Бой года!
Бой года? Никто не имеет права устраивать бои года! Это моя прерогатива. Это мои бои называли боями года! Я протиснулась через толпу. Ну, конечно, в центре внимания находился Нолан. Мой гиперактивный профессор. Он дрался против пятерых. Дрались на ножах. Я поразилась тому, как он двигался. Нолан оказался профессиональным бойцом. Точно профессиональным бойцом! Что же ты скрываешь, профессор? Он уклонялся, он обезвреживал противника одним ударом. Он дрался так, будто занимался этим всю жизнь. Снова с голым торсом, в рваных штанах. Я заметила, что это темно-синие штаны от профессорского костюма. Лицо в ссадинах, волосы липнут на лицо.
— Где ты такого нашла! — послышалось над ухом, — я почти одобряю вашу свадьбу!
Отец? Одобряет свадьбу? Видать, Нолан уже принес нашему заведению много денег. Я представила, что нашего профессора увидят другие студенты, представила, как завизжат девчонки, когда узнают о том, каков он в бою! Я, затаив дыхание, смотрела за этим танцем с ножами, за плавными движениями.
Наконец бой закончился, победой Нолана.
— Ну все, хватит! — крикнула я, вылезая на арену.
— У тебя нет права голоса! — заявил отец, — уходи, девочка.
— Нолан пришел ко мне!
— А тебя не было!
Я посмотрела на Нолана. Ему нужен был еще бой. Его организм требовал этого, чтобы не сойти с ума. Он уже снова начинал рвано дышать, стучать ногой. Проклятое зелье! Сама же сварила, сама теперь плачу за это!