— Вроде работает, — сказал Нолан, — давай еще раз.
Я выдохнула, положила ладонь снова. Опять пять единиц. И мое табло тоже окрасилось и черным, и белым.
— Да невозможно, — бормотал Нолан, — я видел людей с пятью единицами, они не встают с постели, у них нет сил даже говорить. Ты не похожа на таких.
— А еще у них куча черной магии, — напомнила я.
— А у тебя черной магии немного, — согласился Нолан, — твои магические способности ниже среднего, это невозможно.
— Ниже среднего? Ну спасибо.
Я на самом деле была задета. Отлично, Нолан оценил меня не просто, как посредственного темного мага, а как мага — ниже среднего.
— Не обижайся, Лил, это правда, — сказал Нолан, — у тебя маленький магический потенциал, но, — улыбнулся, — но это делает тебя еще более потрясающей.
— Потрясающей?
— Конечно! Ты лучший зельевар из существующих. Думаю, ты так хороша как раз потому, что не отвлекаешься на другие возможности темных магов. Твое магическое зрение узконаправленное, а еще ты от природы чувствительна к эмоциям других и внимательна, все это в сумме и делает тебя зельеваром.
— Только на это и гожусь.
— И это много! — Нолан взял меня за плечи, повернул на себя, — очень много! Да, тебе еле хватит сил на то, чтобы призвать ветер, или повалить противника силой, или стать невидимой… Но ты можешь то, чего не могут другие, даже самые сильные маги. Ты умудрилась сделать свою слабость силой.
Так странно меня еще не хвалили. Да, странно… Но все равно стало приятно, я немного улыбнулась. Да что ж со мной такое! Почему я такая непоследовательная в своих чувствах и эмоциях?!
— Незачем зацикливаться на своих слабостях, — продолжал Нолан, — выезжай за счет сильных сторонах, а твоя сильная сторона уникальна!
— Ну вот, теперь мне кажется, что я вынудила тебя наговорить мне приятных вещей.
— Я ведь правда профессор, — сказал Нолан, — я сказал тебе это как ученый, а не как парень, которому ты нравишься.
Я улыбнулась шире. Парень, которому я нравлюсь. Если бы я краснела от смущения, я бы покраснела.
— Профессор, как же!
— Вот только, что с твоей жизненной энергией? — нахмурился Нолан, — почему она такая маленькая?
— Давай позднее разберемся, ладно? Сейчас нас ждет расследование, помнишь?
Мы обошли кабинет. Следов зелья не обнаружено и здесь.
— Слушай, он мог и не проливать ничего, — сказала я, — просто может, проследить за кем-то из учеников и преподавателей?
— Я следил.
По коже пробежали мурашки. Следил? Серьезно?
— И как, увидел что-нибудь подозрительное? — спросила я, — возможно, ты узнал кучу чужих секретов?
— На это они и секреты, чтобы никому не рассказывать!
— Мне-то можно.
— Никому, значит-никому!
Ладно, если было бы что-нибудь сильно интересное, мозговзрывающее, то я бы знала. Со слухами всегда так, если знает хоть кто-то, то он расскажет всему миру.
— Ладно, что по подозреваемым? — спросила я.
Нолан закрыл дверь на ключ, включил свет, развернул ко мне доску. Я чувствовала себя героиней настоящего детектива, сейчас он развесит фотографии подозреваемых, начнет проводить красные нити.
И он сделал именно это. Повесил на доску личные дела пострадавших студентов. Пятеро. Две девушки, трое парней.
— Это первокурсница, — сказал Нолан, — эти двое на четвертом курсе, этот — на втором.
С моего потока? Я присмотрелась. Знакомое лицо, но лично не общались. Внизу каждого листка Нолан приписал число единиц жизненной энергии. «82», «77», «85», «80», «76».
— То есть он берет самых сильных студентов и обдирает их до нитки? — фыркнула я.
— Именно так.
— А как он узнал, сколько у кого энергии? Это где-то зафиксировано?
— Да, в личных делах у некоторых.
— Тогда нам нужен кто-то, у кого есть доступ к этим делам.
— Да, и кто-то, кто общался со всеми жертвами.
Мы переглянулись.
— Но ты же следил за студентами? — сказала я с нагловатой улыбкой, — наверное, все выяснил. Разбил их на группки.
— На группки?
— Ну студенты же дружат группками. Эти с этими, те с теми.
— Но преступнику необязательно состоять в этой, как ты выразилась, группке.
— Ну ладно, суть-то какая? — спросила я, — ты же для этого устроился в Академию, а, профессор?
Нолан застыл, медленно повернул голову на меня.