— Тогда мы с женой пришли к необычному решению. Точнее, идея принадлежала Анне.
Я застыла. Он впервые что-то говорил о маме. Хоть что-то. Анна… он сказал это имя с особенным трепетом. Мама.
— Мы обменяли ее магическую энергию на здоровье, на энергию жизни, — продолжил отец.
— Как это возможно? — удивился Нолан.
Отец замолчал, обдумываю ответ, или то, стоит ли давать этот ответ.
— Золотые рыбки, — наконец сказал он.
Рыбки. Точно! Я должна была и сама догадаться!
— И что же вы сделали с рыбками? — поинтересовался Нолан.
— Загадали желание, сделали зелье, — сглотнул, — вот так все и было.
— Хорошо. Спасибо.
Отец что-то недоговаривает! Я чувствовала это. Он хранил секрет. И больше всего на свете я хотела знать. Проклятье!
— По поводу тридцати сантиметров, — вернулся к первоначальной теме отец.
— Я люблю Вашу дочь, — перебил Нолан, — мои намерения серьезны.
— Ты ее даже не знаешь.
— Я знаю главное.
— И что же для тебя главное?
— Что мне с ней лучше, чем без нее, что я постоянно думаю о ней… Только о ней…
— Но ты ее не знаешь, — снова сказал отец, — ты хоть раз видел ее настоящее лицо?
— Это не имеет значения.
— А если она все-таки уродина?
Как грубо, папа.
— Она Ваша дочь, зачем так говорить.
И все-таки я застыла, вжавшись в стену. Отец прав. Нолан же правда не знает меня. Знает какой-то образ, который я ему показала, но не меня всю. Хотя, если быть честными, он видел мои слабости, видел мои слезы… Но не видел лица.
Я отошла от двери, пристроилась обратно у своей стойки с зельями. Да, буду просто делать вид, что варю зелья. Вот зеленая жидкость, вот красная. Вот я их перемешиваю, никого не подслушиваю.
— Я подслушала ваш разговор! — это было первое, что я сказала Нолану и отцу, когда их увидела.
— Что? — смутился отец, — что ты сделала?
— Подслушала ваш разговор! — повторила я, — стояла под дверью и слушала.
Проклятое зелье истины! И я теперь буду постоянно болтать?!
— Какого хрена? — разозлился отец, — ты даже не попыталась это скрыть?
Вообще-то попыталась. Но не вышло. Зелье истины не обманешь. Сердце колотилось, к горлу подступали слова. Слова, которые я так долго скрывала от всего мира и от самой себя.
— Да, подслушала, и спасибо, пап, — я взяла его руку, — спасибо за все, за то, что вырастил меня, за то, что любил. Я ведь знаю, ты очень меня любил, всегда. Вы пожертвовали моей магией для того, чтобы я могла нормально жить. Я благодарна. Благодарна за свою жизнь.
Ох, кто ж мог подумать, что зелье истины превратит меня в ходячую сентиментальность? Я в жизни не говорила отцу ничего даже близко похожего на добрые слова, а он не говорил мне. Мы — суровая семья, где подколы и стеб заменяют беспокойство и заботу. Проклятье.
— Я знаю, — продолжал мой безудержный язык, — я все видела в твоих глазах, пап. Нет, конечно, я часто на тебя злилась, обижалась, особенно когда ты побрил меня наголо в девять лет или когда запер в подвале на сутки, но я всегда любила тебя. Знаю, тебе было сложно, и мне было сложно, и я…
И я обняла его. Пропади все пропадом! Я обняла его! За спиной громко выдохнул Нолан. Все, пора сматываться. Пора исчезать из этого королевства неловкости. И я убежала. Что на меня нашло! Что такое! Так быть не должно! Кто-то в клубе пытался притормозить меня, но у них не вышло. Я выскочила на улицу и, прислонившись к двери, задышала рвано и быстро. Проклятое зелье истины!
— А ты умеешь удивить, малышка Лил! — Нолан нашел меня. Нашел.
Кто знает, что я могу и ему наговорить! А говорить хотелось!
— Ладно, мы разобрались с моими пятью единицами, — протараторила я, — все, выяснили. Спасибо.
— Ты стала вежливой, с чего бы?
Нолан обошел меня, зашептал у уха:
— Неужели зелье истины сработало и с тобой?
Конечно, я ведь выпила его. Залпом выпила. Не просто подышала парами, а влила в себя.
— Сработало, — коротко ответила я, — но, пожалуйста, давай оставим это.
— Оставим, да не за что на свете!
Проклятье, проклятье!
— Если хочешь, что-то узнать, спрашивай, — сказала я, — но ты должен знать, это нечестно. Это будет называться, ты воспользовался мной. Вот так.
— Ничего страшного, я воспользуюсь.
Глубокий вдох. Глубокий выдох. И все-таки я хотела говорить, хотела рассказывать… Будет чудом, если под зельем истины мне удастся не сболтнуть свой главный секрет.
— Лил, чего ты сейчас хочешь больше всего на свете? — спросил Нолан.
Я замерла. Только бы сдержаться и не ляпнуть, что его хочу. Только бы сдержаться.
— Горячий шоколад.
Нолан рассмеялся. Возможно, он тоже ждал, что я отвечу, что хочу его. Но как же я гордилась собой. И ведь правда… горячий шоколад! Как же я хотела горячего шоколада.