— Он сказал, что хочет стать деревом, — повторил отец. — Как только я прижал его к своей груди, он задрожал и заплакал. Я не вытирал его слез. Я дал ему отвести душу. Очиститься. Выплакать свое горе, боль, свои желания… «Хочу стать деревом», — он зарылся лицом мне в грудь и все продолжал повторять эти слова. «Ты хочешь стать деревом, значит, ты уже одно из них», — сказал я ему. «Тот, кто мечтает соединиться с миром природы, душой уже стал частью этого мира; тот, кто душой приблизился к этим созданиям, — уже стал одним из них».
Слушая отца, я, наверно, впервые понял, как сильно он любит брата.
— Мне лучше уйти. Я пошел… домой. — Это все, что я мог ответить.
Как неглубоко и незначительно было то, что я говорил. Это были слова того, кто не мечтает о том, чтобы выйти за пределы этого мира и достигнуть бесстрастия. Того, кто не страдал так, чтобы грезить о другой реальности. Мои мысли и поступки никогда не простирались за ту черту, что отделяет наш мир от иного. Поэтому я чувствовал себя ничтожеством рядом с отцом и братом.
— Он, наверно, будет крепко спать. Я думаю, мы лучше побудем здесь, пока он не проснется.
Отец не говорил мне остаться, не велел идти домой. Я переживал, что мать волнуется, но не мог решиться оставить отца и брата одних здесь. Я был в двусмысленном положении. Снова послышалось бормотание отца. Как он и предсказывал, брат, похоже, крепко заснул. Отец, обнимая брата, непрестанно что-то говорил. Не проник ли отец в сон к брату, чтобы говорить с ним там?.. Я чувствовал себя совершенно лишним.
34
Ночной лес больше не пугал. Темнота светлеет для того, кто пробыл долго в лесной чащобе ночью. Темнота сама по себе излучает свет, разгоняющий скрытый в ней страх.
Я сел рядом с отцом. Усевшись подле него, я обнаружил, что он укрыл брата своим пальто. Я в свою очередь снял с себя куртку и накинул на тощую спину отца. При этом мне показалось, что я дотронулся до сухих древесных ветвей, — такими худыми были его плечи. Я предложил уложить брата к себе на колени, но отец сказал, что не нужно. Снова повисло молчание. С темнотой я свыкся, а вот тишина все еще угнетала.
— Мать ни в чем не виновата, — немного помолчав, сказал отец, и я встрепенулся.
Столько невысказанных слов вертелось у меня на языке. Но какая-то сила будто сдерживала меня изнутри и не давала говорить. Вплоть до того момента я не понимал, что выговориться здесь нужно прежде всего отцу. Его голос медленно лился в темноту леса. «Мать ни в чем не виновата». Почему он вдруг сказал это? Я подозревал отца, хотя все время пытался отделаться от навязчивых мыслей. Не он ли был тем самым человеком, который поручил мне следить за матерью? Эта мысль однажды впилась иглой в мой мозг и с тех пор неотвязно преследовала. Я все собирался прямо спросить его, правда ли это, но каждый раз в последний момент храбрость покидала меня. Но этой ночью в лесу — не хочет ли отец сам во всем признаться?
— Не надо, отец! — крикнул я.
Но он не услышал моего крика. Потому что этот крик раздался только у меня в душе.
— Это я придумал устроить слежку за матерью, — прошептал отец.
Он смотрел на брата. Гладил его по голове, и со стороны могло показаться, что он адресует свои слова ему. Почему-то мне показалось, что он и правда хотел сказать это в первую очередь брату. Любой вопрос прозвучал бы сейчас бестактно, поэтому я ничего не говорил. Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди, но я молча слушал.
— Недавно ко мне пришел один человек, — начал свой рассказ отец. — Седой, горбатый старик. Я не спрашивал его имени, пока он сам не представился. Оказалось, что это был подчиненный того, кого мать когда-то любила и не видела долгие годы. Старик мне все рассказал. Что тот человек вернулся в Корею из-за границы. Что он был тяжело болен, жить ему оставалось недолго. Я понял — он хотел видеть вас. Сначала я хотел отказать моему гостю. Как бы я объяснил все вам, особенно Ухёну? Мне казалось, что не стоит ворошить прошлое, особенно если оно может причинить боль и страдания. Нет, думал я, только через мой труп… Что будет с Ухёном, если теперь он узнает, что у него другой отец? Но, промаявшись дня три, я все-таки решил пойти старику навстречу. Я попросил его дать мне время, чтобы выяснить обстановку в нашем доме. Как раз тогда появилась твоя фирма «Пчела и муравей». Так и родился мой план, хотя, конечно, это была не самая блестящая идея. Мне казалось, что будет лучше, если вы сами узнаете о тайнах нашей семьи. Я думал, что мать поедет в Намчхон, а ты узнаешь о ней и о том человеке и в конце концов придешь ко мне или к матери за ответом. Думал, будет лучше, если правда откроется сама собой… Поэтому я убедил старика позвонить в твою фирму. Больше он тебе не звонит. Потому что теперь это не нужно. Я не знал, что тот человек настолько тяжело болен. Я виноват…