Таким образом, я предполагаю, что существуют две отдельные, но взаимодополняющие системы, обеспечивающие наши способности к запоминанию. Первая система зависит от формирования зрелых неврологических сетей, составляющих ЦНС и ВНС, и начинает функционировать к шестому месяцу после зачатия. Эта система действует в соответствии с законами физики и химии. Вторая система – параневрологическая, и нам пока не известны законы, которые ею управляют.
Лично мне кажется, что в начале жизни человека доминирует симпатическая модальность, которая по мере взросления постепенно ослабевает. Однако в моменты сильного стресса, например когда возникает угроза для жизни близкого человека или при приближении неминуемой смерти, она вновь активизируется. Также эта модальность может проявляться в изменённых состояниях сознания, вызванных, к примеру, галлюциногенными веществами, гипнозом или психотерапией. Я убеждён, что, только приняв эту биполярную модель памяти хотя бы в качестве рабочей гипотезы, мы сможем объяснить не только наличие пренатальных и родовых воспоминаний, но и формирование поведенческих установок и склонностей ещё в период внутриутробного развития.
Окситоцин. Bela Bohus et al., “Oxytocin, Vasopressin and Memory: Opposite Effects on Consolidation and Retrieval Processes”, Brain Research, 157:414–417, 1978.
АКТГ. J. Kastin et al., “The Effects of MSH and MIF on the Brain”, in Autonomical Neuroendocrinology, W.E. Stumpf and L.D. Grant, editors (Kroger, 1975).
Обучение, зависящее от состояния. D.A. Overton, “State Dependent or Disassociated Learning Produced with Pentobarbital”, Journal of Comparative and Physiological Psychology, 57:3–12, 1964. См. также D.R. Meyer, “Access to Engrams”, American Psychologist, 27:124–133, 1972; A.H. Black, NJ. Carlson and R.I. Solomon, “Exploratory Study of the Conditioned Responses in Curarized Dogs”, Psychological Monographs, 1962.
Глава 11. Общество и ещё не рождённый ребёнок
Когда Альберт Эйнштейн сидел за своим столом в Швейцарском патентном бюро, ломая голову над загадками теории относительности, он, возможно, занимался наукой в чистом виде, но он не работал в полной изоляции. Он трудился в жёстко структурированном социуме, и его теория, как и все великие научные открытия, имела важные социальные, этические, моральные и правовые последствия для общества. То же самое можно сказать и о работе других выдающихся учёных: она фундаментальным образом преобразует общество, в котором возникла. Без сомнения, работа всех мужчин и женщин, о которых вы прочитали в этой книге, окажет аналогичное влияние.
Благодаря их открытиям изменится наше отношение к плоду и новорождённому, а также наши представления о том, как и когда зарождается жизнь. Это неизбежно вызовет целый ряд провокационных юридических и моральных вопросов у всех нас, будь мы врачами, юристами, законодателями или родителями. Один из самых наглядных примеров такого вопроса – проблема абортов. Как мы теперь должны относиться к ним в свете того, что мы недавно узнали о плоде? Ещё один пример – создание жизни в пробирке. Разумно ли это, учитывая наши новые знания об эмоциональных потребностях нерождённого ребёнка? В этой главе я хотел бы рассмотреть, как концепции и открытия в области пренатальной и перинатальной психологии будут влиять на наши социальные институты и наше отношение к некоторым из поднятых здесь вопросов.
Строго говоря, ни одна из сторон в споре об абортах не может опереться на новейшие данные исследований в области фетологии и пренатальной психологии. Эти дебаты главным образом касаются прерывания беременности в первые месяцы, тогда как наши новые открытия в основном касаются плода начиная с шестого месяца. Тем не менее вопрос абортов нельзя игнорировать хотя бы потому, что вектор развития наших знаний постоянно возвращается в прошлое, к истокам жизни.
Ещё каких-то двадцать лет назад одна мысль о том, что шестимесячный плод обладает сознанием, вызвала бы смех. Сегодня многие считают это признанным фактом. По мере совершенствования наших технологий эта граница может сдвинуться на три, а возможно, и на два месяца. Доктор Роберт Рагг и доктор Лэндрум Шеттлз в своей книге «От зачатия до рождения»[18], одном из лучших современных трудов по эмбриологии, пишут: «К концу первого триместра у плода уже имеются все основные системы, и он фактически является полноценным организмом». Это означает, что к концу третьего месяца нерождённый ребёнок полностью сформирован; его руки, ноги, глаза, уши, сердце и кровеносные сосуды уже имеют в миниатюре ту форму, которую они сохранят на всю жизнь. Ещё более важно то, что в этот период появляются первые различимые признаки мозговой активности.