Протестантка Козима не потрудилась позвать священника к своему отцу, католическому служителю, лишив его последнего причастия. Завещание отца она также проигнорировала: композитор просил похоронить его в монашеской рясе и без всяких церемоний. Вместо этого Лист был погребен в Байройте с невероятной пышностью. Оставшаяся в Риме Каролина пришла в негодование, и не в последнюю очередь ее возмутил выбор места захоронения: в Байройте Лист был навеки обречен находиться в тени своего зятя.
В молодости Лист был настолько уверен, что лучше него на свете не сыскать пианиста, что любые притязания на соперничество он воспринимал весьма близко к сердцу. Если Мендельсона или Шопена подобная ерунда не интересовала, то австрийский виртуоз Сигизмунд Тальберг, казалось, готов был бросить вызов Листу. Поклонники и пресса проведали о соперничестве и призвали пианистов выяснить отношения лицом к лицу. 31 марта 1837 года эти двое сошлись в поединке.
Тальберг играл сдержанно, отстраненно — являя яркий контраст громоподобному Листу. Поэт Генрих Гейне вспоминал: «Клавиши, казалось, истекали кровью… Во всем зале побледневшие лица, вздымающиеся груди, легкие вздохи во время пауз и, наконец, бурные овации»[16]. В конце вечера соперникам объявили счет: ничья. Устроитель соревнования высказался так: «Тальберг — лучший пианист на свете, Лист — единственный». История обошлась с Тальбертом куда менее милосердно, его имя помнят только в связи с поединком с Листом.
В 1830-1840-е годы Лист несколько раз подолгу гастролировал в России, он стал любимцем царской семьи, хотя высокомерие этой избалованной аудитории ему претило. Однажды, когда он выступал на «вечере» в Санкт-Петербурге, царь Николай I затеял со своим соседом столь оживленную беседу, что за их репликами не было слышно музыки. Лист внезапно прекратил играть. Озадаченный царь спросил его: «Почему вы замолчали?» — «Сама музыка должна молчать, когда говорит Николай», — ответил Лист. В дальнейшем царь держал рот на замке.
Склонность Листа к романтическим эскападам была широко известна, чем некоторые и пользовались, утверждая, что они — внебрачные дети композитора. Одним из таких «детей» был пианист Франц Серве. Когда Листа спрашивали об этом молодом человеке, он неизменно отвечал: «Я знаком с его матушкой только по переписке, и еще никому не удавалось сотворить нечто подобное по переписке».
РИХАРД ВАГНЕР
22 МАЯ 1813 — 13 ФЕВРАЛЯ 1883
АСТРОЛОГИЧЕСКИЙ ЗНАК: БЛИЗНЕЦЫ
НАЦИОНАЛЬНОСТЬ: НЕМЕЦ
МУЗЫКАЛЬНЫЙ СТИЛЬ: РОМАНТИЗМ
ЗНАКОВОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ: «ПОЛЕТ ВАЛЬКИРИЙ» ИЗ ОПЕРЫ «ВАЛЬКИРИЯ» (ПЕРВАЯ ПОСТАНОВКА — 1870)
ГДЕ ВЫ МОГЛИ СЛЫШАТЬ ЭТУ МУЗЫКУ: НАПРИМЕР, В ФИЛЬМЕ — АПОКАЛИПСИС СЕГОДНЯ 1979) КОГДА ВЕРТОЛЕТЫ РЕЗКО СНИЖАЮТСЯ С ТЕМ, ЧТОБЫ АТАКОВАТЬ МИРНУЮ ВЬЕТНАМСКУЮ ДЕРЕВУШКУ
МУДРЫЕ СЛОВА: «ЭТОТ ЦИКЛ («КОЛЬЦО НИБЕЛУНГА») СТАНЕТ… ВЕЛИЧАЙШИМ ПРОИЗВЕДЕНИЕМ ИЗ ВСЕХ ИЗВЕСТНЫХ ДОНЫНЕ».
Когда Вагнер сочинял оперный цикл «Кольцо Нибелунга», его воображение разыгрывалось не на шутку. Ему виделось особое, ритуальное исполнение его опер с целью духовного просвещения всех немцев. Когда последняя нота отзвучит, специально выстроенный деревянный театр и все четыре оперные партитуры нужно будет сжечь дотла. Коли послание, заключенное в музыке, окажется усвоенным, мир более не будет нуждаться в этих партитурах.
К претензиям композитора никто, кроме него самого, всерьез не относился. Удивляет другое: как Вагнера можно было в принципе воспринимать серьезно? Этот малый истово верил, что евреи всего мира спят и видят, как бы его погубить, и что опера обладает магической силой, способной спасти человечество. Тем не менее, сколь бы несуразными ни были его идеи, Вагнер всегда находил тех, кто сочувственно кивали его речам, а затем вручали композитору толстые пачки купюр.
Действительно ли поклонники Вагнера симпатизировали его воззрениям? Либо, слушая его музыку и поражаясь масштабу и оригинальности его таланта, они начинали думать, что человек, написавший все это, не может быть совсем уж отпетым типом?
16
Автор цитирует произведение Генриха Гейне «Флорентийские ночи» (перевод на русский язык Е. Рудневой). В нем не упоминается о поединке между Тальбертом и Листом, Гейне говорит лишь, что «Франц Лист склонился на уговоры, сел за фортепиано, откинул волосы над гениальным лбом и дал одно из своих блистательных сражений». О Тальберге и Листе Генрих писал в сборнике «Лютеция», но там нет ни «клавиш, истекающих кровью», ни «побледневших лиц».