Столь романтическое восприятие не могло не сказаться, когда Дворжак создавал свое самое знаменитое произведение — Симфонию № 9 «Из Нового света» (порой ее называют просто «Симфонией Нового света»). Дворжак говорил, что, работая над симфонией, он черпал вдохновение в американских народных песнях, однако прямых цитат из народного творчества в «Симфонии Нового света» нет. А кое-кто из критиков усмотрел в этом произведении куда больше сходства с богемскими танцами, нежели с американскими мелодиями. Дворжак стремился отобразить в музыке огромную энергичную молодую страну, и публика от Бостона до Сан-Франциско полюбила «Симфонию Нового света» с первого же его исполнения.
В Прагу Дворжак вернулся в 1895 году, прожив в Америке два с половиной года. Создав себе имя и обеспечив семью, теперь он с удовольствием разыгрывал роль «великого старца» чешской музыки. Он продолжал писать оперы на чешском, однако ни одна из них не получила признания. У Дворжака, похоже, отсутствовал нюх на хорошее либретто. («Сойдет любое свежее либретто!» — написал он однажды приятелю, что доказывает, насколько незначительной ему казалась литературная составляющая оперы.)
В 1904 году на премьере оперы «Армида», своего последнего сочинения в этом жанре, Дворжак вдруг почувствовал себя плохо. Композитор в жизни ничем не болел, но теперь его начали одолевать боли в брюшной полости. Он скончался 1 мая от апоплексии. Десятки тысяч людей шли за его гробом, похоронная процессия растянулась на многие километры по улицам Праги. Чехи, угнетаемая нация на протяжении веков, видели в Дворжаке не просто великого композитора, но их великого композитора.
Ирония заключается в том, что за пределами родины Дворжак более всего известен своей американской симфонией.
После того как в Англии имя Дворжака обрело известность, композитор был удивлен, увидев свою физиономию на сигаретных пачках. Точно так же в Америке он вошел в коллективное сознание посредством воротничков, галстуков и тростей — причем санкции на этот бизнес композитор не давал и ни цента с него не получил.
В 1901 году австрийское правительство удостоило Дворжака высокой чести — стать членом Верхней палаты парламента, органа власти, представлявшего собой нечто вроде английской Палаты лордов, только с несколько меньшим авторитетом. Дворжак появился в парламенте лишь однажды, на церемонии приведения к присяге; впрочем, он был страшно доволен тем, что ему полагался отдельный стол с чернильницей, ручками, бумагой и отточенными карандашами «Хардтмут № 2» — отличной маркой со стержнем одновременно мягким и прочным. Рассовав карандаши по карманам, Дворжак принес их домой и показал жене: «Взгляни-ка, вот чем нужно писать музыку!»
Вторую, медленную и завораживающую часть Симфонии № 9 Дворжак писал как намеренное подражание афроамериканским духовным песнопениям, спиричуэле. Композитор так хорошо справился с задачей, что многие решили, будто мелодию сочинил не он сам. Посыпались догадки: мелодия позаимствована у церковного гимна или даже у шотландского народного напева, — и все они были ошибочными. Переложения второй части симфонии в виде песни возникли позже. Лучшую из них написал ученик Дворжака Уильям Арме Фишер, превратив мелодию в духовный гимн и назвав его «Возвращение домой». Сегодня этот абсолютно авторский «спиричуэл» исполняют по всей Америке — в основном военные оркестры, заунывные волынщики и хоры а капелла — как трогательную песнь об утратах и печали.
Восхищение Дворжака афроамериканской музыкой вызывало недоумение в сегрегированной, расистской Америке, но сейчас его суждения об этой музыке кажутся на редкость проницательными. В статье, опубликованной в газете «Нью-Йорк геральд» 21 мая 1893 года, Дворжак писал:
Ныне я не сомневаюсь в том, что музыка этой страны должна основываться на так называемых негритянских мелодиях… Все великие композиторы черпали идеи в песнях простого народа… В негритянских мелодиях Америки я нахожу все, что необходимо для создания великой и достойной музыкальной школы. Это музыка возвышенная, нежная, страстная, грустная, торжественная, духовная, удалая, радостная, веселая — словом, на все вкусы. Она способна выразить любое настроение и послужить любой цели. Во всем наборе композиционного инструментария нет ничего, что нельзя было бы восполнить темами из этого источника.