Все эти руины и обломки вместе с мертвыми телами образовали огромный культурный слой, в котором вы можете найти все что угодно. Достаточно воткнуть лопату. Это Хиросима древности. Как только устраним этот слой, отсортируем и просеем, увидим старый Карфаген. Его фундаменты, улицы — плоскостную проекцию крупнейшего города того времени. Рим уничтожен, от старого Рима остались только обломки. Все остальное проглотило средневековье, Возрождение, а мы уничтожаем остатки. Но в Карфагене под обломками лежат еще его защитники, у которых тетива луков сплетена из женских волос, а оружие выковано из их украшений. Римляне устроили здесь колоссальное побоище. Настолько колоссальное, что даже сегодняшняя история не может его оценить…
— Вы верите, что проект осуществится? — спросил он с интересом.
Она кивнула:
— Верю. Я убеждена в этом, я в плену этой веры. Но это будет тянуться десять, двадцать, тридцать лет, может быть — половину столетия, а может, еще дольше. Помпея тоже не отрыта полностью до сих пор. Этот проект завершат будущие поколения. Поэтому я не возражала, когда меня посылали сюда. Здесь человек быстрее видит результаты своего труда, и они не так удручающи. Раскапывать Карфаген не очень веселое занятие.
Она подняла на него глаза и улыбнулась той особенной, неопределенной улыбкой, которая могла означать и застенчивость, и грусть. Но ведь ей не свойственна застенчивость — или все-таки да?
Он изучающе смотрел в ее лицо. Рядом с ним шла совсем не та женщина, которую он знал прежде. Роща из тысяч и тысяч пальм незаметно уступила место каменной мостовой из отшлифованных квадратных плит, меж которыми пробивалась выгоревшая трава, прямоугольным ступеням, остаткам колоннады и стен, тщательно обработанным капителям. Внешне беспорядочное скопление камней в углублении, ниже уровня красноватой почвы.
— Местами встречаются наносы толщиной до метров. Песок, пыль, а внизу старый перегной. Но только благодаря этому многое сохранилось. Что осталось на поверхности, то погибло при строительстве жилья в оазисах.
Она спрыгнула в углубление и направилась по улице, которой было более двух тысяч лет, к прямоугольным плитам в центре раскопок.
— Пойдемте, мы должны поторопиться, скоро станет темно.
Он отчетливо различал остатки стен, возвышавшихся некогда над фундаментом обширного строения. Они прошли через главный вход, рухнувший портал лежал на улице; по стертым мраморным ступеням они поднялись в зал… которого больше не было.
Заходящее солнце над горизонтом, шпалеры финиковых пальм и тишина. Глубокая, неуловимая, непонятная.
Они остановились. Ящерицы в щелях, сухое дыхание раскаленного камня и тихий шелест шагов.
Он обернулся.
Пустота и свет, свободно проникающий везде, где прежд возвышались стены.
— Это шелестит защитная пленка, — сказала доктор Тарчинска и начала убирать с пола молочно-белый полиэтилен. Песок и ветер сделали пленку непрозрачной. — Помогите мне, возьмем ее каждый со своей стороны… Мы пытаемся спасти мозаики от песка, покуда руки дойдут до закрепления или переноса. Чистка —- это работа без конца и без края. Неизвестно, уцелеют ли они.
Они сняли пленку и забрались на остатки стены. Две смуглые танцовщицы на нежном бледно-зеленом фоне. Весенняя трава. Но откуда здесь могла взяться весенняя трава? Развевающиеся покрывала обнажали неестественно стройные тела с приподнятой грудью. Картину обрамляли чаши со стилизованными розовыми и белыми цветами.
— То, что вы видите, — это дно фонтана, — деловито сказала Генрика. — Он имел функцию не только эстетическую, но и практическую. Это был кондиционер тех времен. Моделями для танцовщиц послужили, скорее всего, нумидийки. Изображение складок покрывал ничего общего не имеет с тогдашним чопорным римским стилем. Изображение тел тоже указывает, скорее, на древние критские влияния, критская традиция сохранилась здесь, не смешиваясь с греческой и римской. Все в движении, а картины на римских мозаиках слишком статичны.