Так она и представляла себе отдых там, в духоте своего бунгало. Свежий приятный ветерок с севера и глухо ворчащее невдалеке море.
Ажурная колоннада белела в ночи. Она ни о чем не хотела думать, ни о чем вспоминать, только остановить время и продлить эти минуты до бесконечности. Но она знала, что время продолжает течь и безжалостно смывает все, что стоит у него на пути. Против такого наводнения нет спасения.
— Не хотите выпить рюмочку, доктор? — спросила она, бархатом интонации скрывая щемящую пустоту, которая пронизывала все ее существо. Что будет, когда эта передышка кончится, когда она вернется назад? Когда исчезнут великолепные декорации Малого Сырта, и даже безмолвие пустыни сгинет, и вновь она будет каждый день ходить по одним и тем же дождливым улицам? Одна…
Он опомнился, увидел перед собой ее продолговатое нежное лицо, большие всезнающие глаза, проникающие в самую суть вещей. Светлые и прозрачные, как холодное северное море. Теперь перед ним была не решительная амазонка, лихо командующая тунисскими землекопами, а одинокое существо, то погружающееся на дно омута безнадежности, то вновь поднимающееся на поверхность с отрешенной улыбкой в вечном круговороте жизни и смерти.
Он кивнул.
— Компаньон из меня неважный, вы ведь знаете.
— Я ни в чем вас не упрекаю. Просто вам надо немного взбодриться. Развяжется язык, забудете о скважинах и рудниках, успехах и неудачах. Устроим себе приятный вечер.
— Мадам, мсье…
Новый официант склонился до самого пола. У него была физиономия профессионального соблазнителя или брачного афериста. Но здесь брачных аферистов нет. Эта профессия мусульманскому миру неведома. Винтер оставил на столе несколько мелких монет, и они прошли через террасу в отель.
Когда они вошли в комнату, она даже не включила свет. Открыла двери на балкон, прямо в звездную ночь, принесла из холодильника бутылку коньяка и две рюмки. Они примостились бок о бок в низких креслицах возле инкрустированного столика. Корона сияния над морем и шелест крон сотен тысяч пальм.
Их губы соприкоснулись — нежно и осторожно, но еще как бы и недоверчиво. Потом они молча выпили. Она поудобнее устроилась, ноги к перилам, лицо запрокинула к звездам.
Внизу на песчаной дорожке, ведущей между клумбами к пляжу, появился какой-то человек, он смотрел вверх — будто видел их.
Он склонился к ее руке, прижался к ней лицом. Она перебирала пальцами его волосы.
— Войтешек, Войтешек, никак у нас не получается, видно, мы оба ошиблись… — Она пошевелилась, снова наполнила рюмки. — Я уже с нетерпением жду, когда лягу спать, — сказала она с улыбкой. — Проснусь рано-рано, сбегаю на море, поплаваю, а после завтрака отправлюсь за покупками. Хочу достать себе ковер, но только с пуническим рисунком. Я слышала, что в работах кустарей еще сохранились отголоски древних времен, но нужно хорошенько поискать. Поможете мне выбрать?
Он кивнул. Лицо Тиссо растаяло, а того убитого шофера он уже не мог вспомнить. Зачем, собственно, вспоминать? Жизнь идет дальше, ее ничто не остановит.
— А что, если я всерьез люблю тебя? — сказал он вдруг без всякой связи.
— Ну, тогда я была бы, наверное, счастлива, хотя… Счастье — это самое непонятное во всем окружающем мире. Никто не знает, что такое счастье, как оно выглядит. Его нельзя точно определить. Но ты ведь и сам ни в чем не уверен.
Он прижал палец к ее губам:
— Не говори так, Генрика.
— Уже не говорю, — вздохнула она. Встала и подошла к перилам. — Тот человек все еще стоит там, — сказала она. — Мне кажется, он наблюдает за нами. Не пойти ли лучше в комнату? — Она повернулась и медленно ушла с балкона.
Он поднялся и посмотрел вниз. Там никого не было.
Она включила ночник. Не говоря ни слова, они обнялись. Тепло тела и учащенное дыхание, удары сердца. В нем пробудилось воспоминание об одном давнем дне, о таком же мгновении. Нетерпение и поиски ее губ. Сколько ему тогда было лет? Он улыбнулся. Как это было давно. А теперь он держит в объятиях другую женщину и вместо нетерпения чувствует неуверенность. Имеет ли он право, сможет ли решиться?
Он нежно касался ее губ, лба, век. Ладони чувствовали тепло ее кожи, а пальцы — холод металлической застежки. Он опустил руку, легонько ухватился за замочек. Еле слышный звук открываемой молнии отрезвил ее.
Она отодвинулась.
Пальцы его замерли на полпути. Мгновение они смотрели друг другу в глаза.
— Можно? — прошептал он еле слышно.
Она глубоко вздохнула.
— Я ведь стесняюсь, — прошептала она чужим голосом. Никогда не слышал он у нее такого голоса. Кому он принадлежал? Кто эта испуганная женщина?