Лайош кивнул.
— Это разумно. Экстренная связь? Если мне нужно будет тебе что-то срочно сообщить?
Максим отрицательно покачал головой.
— Крайне нежелательно. Ты ж понимаешь, ты будешь на заметке совсем не у своих бывших коллег. Когда сюда, в Будапешт, придут те, что играют за чёрных — уж они-то постараются отследить все твои связи с заграницей… Хотя, впрочем, есть один вариант.
— Какой?
— Если ты на самом деле решишь, что некая проблема настоятельно требует моего вмешательства — моего и моих людей там, в Москве — то отправь в Вену по почте открытку. Текст не имеет значения, главное — напиши там свой обратный адрес и имя. Я пойму, что произошло нечто экстраординарное. И я пришлю к тебе человека, который возьмётся за это дело.
— Адрес в Вене?
Вместо ответа Максим, порывшись в своём бумажнике, протянул своему собеседнику визитную карточку.
— Это фирма, которой мы владеем — разумеется, через оффшорную компанию на Каймановых островах. Она реально занимается сдачей в аренду выставочных площадей — мы для этого купили небольшую галерею недалеко от Ринга. Весьма, я тебе скажу, прибыльная компания! — и Максим скупо улыбнулся.
— Хорошо. Думаю, этот адрес мне не понадобиться, но, как у вас говорят, запас беды не делает.
— Не чинит.
— Да, не чинит. Я неплохо говорю по-русски, только с идиомами иногда…
— Значит, договорились. Я оставлю тебе немного денег на оперативные расходы?
— Оставь, лишними не будут. — Взяв из рук Максима увесистый пакет, Лайош молча переложил его себе во внутренний карман пиджака, а затем спросил: — Как и когда ты выйдешь на связь?
— Через полгода. Сюда приедет мой человек, и одиннадцатого, двенадцатого и тринадцатого апреля он будет ждать тебя на террасе ресторана «Гундель» с полудня до часу. Он будет читать Гашека, «Бравого солдата Швейка». По-польски. Запомнил?
— Да, запомнил. К апрелю, я думаю, я уже буду в отставке. Что ещё делать отставнику, как не шататься по ресторанам?
— Кстати, раз уж зашла речь о ресторанах — не зайти ли нам в «Гундель»?
Лайош отрицательно покачал головой.
— Не стоит. Скверно готовят и плохое обслуживание. Пошли в метро, я свожу тебя в Буду, там, недалеко от Москва тер, есть чудесный ресторанчик, где подают отличную сегедскую уху.
— Халасле — не уха. Это рыбный суп.
Лайош едва заметно улыбнулся.
— Знаю, знаю… Настоящая уха может быть только в России… Ладно, вот и вход в метро. Давай осторожно, здесь скользкие ступеньки.
Два немолодых человека спустились на станцию метро «Сечени Фюрдо» и сели в смешной желтенький вагончик такого же, почти игрушечного, поезда «первой на европейском континенте» линии метро. Добравшись до будайской стороны, они с удовольствием пообедали на открытой террасе небольшого, но весьма уютного ресторанчика, отдав должное и халасле по-сегедски, и огненно-острому пёркёльту, и бутылочке пусть и немного по-крестьянски простого и непритязательного, но в то же время кружащего голову, лёгкого, терпкого, живого и насыщенно-яркого кёкфранкоша из Виллани.
Была уже середина октября, туристический сезон закончился — но погода в Будапеште была всё ещё по-летнему мягкой и тёплой. Впереди была зима, с её стылым колющим ветром с Дуная, пронизывающим до костей, впереди были холодные угрюмые рассветы декабря, серые блеклые дни в первые дни после Нового года — но всё это будет ещё не скоро. Пока же Будапешт купался в мягкой, едва заметной, дымке тёплой осени…
— Ну что ж, Лаци, спасибо за обед.
— Не за что. Тем более — пёркёльт был несколько жирноват.
Максим улыбнулся.
— Конечно, твоя жена приготовила бы лучше…
— Я и сам бы приготовил лучше. Помнишь, как я готовил гуляш в общаге?
— Помню. И всегда ругался, что в наших магазинах не купить паприки…
Они помолчали. Затем Лайош, прокашлявшись, спросил:
— Когда тебя ждать в следующий раз?
Максим грустно улыбнулся.
— Боюсь, что не скоро… У тебя будет много времени, чтобы достичь совершенства в кулинарии!
— Позавчера было ровно двадцать лет, как мы знакомы…
— Я помню.
— Двадцать лет мы были товарищами по оружию и просто хорошими друзьями…
— Друзьями мы останемся и дальше. Впрочем, как и товарищами по оружию.
— Ты понимаешь, что я имею в виду…
— Понимаю.
— Мы с тобой старые солдаты… Почему мы не удержали свои позиции?
Максим тяжело вздохнул.
— Потому что нельзя удержать позицию, когда Генеральный штаб уже запланировал твоё поражение.