— Разве нам не пора идти? — наконец нетерпеливо произнесла она. Ей уже становилось жарко в теплом свитере, предназначенном для прогулок.
— Нам некуда спешить, — заметил Люк. — Холмы никуда не денутся ни за полчаса, ни даже за час.
Робин резко выпрямилась.
— Я подожду вас во дворе, — сказала она. В конце концов, она собиралась подышать свежим воздухом, и общество Люка для этого вовсе не обязательно.
— Отлично, — спокойно ответил он, с прежней неторопливостью отпивая еще глоток кофе.
Свежий, пожалуй даже чересчур свежий, воздух на улице помог Робин восстановить душевное равновесие. Туман совсем рассеялся, и день обещал быть ясным. Машина Робин, которую Люк перегнал с шоссе еще вчера, пока она принимала ванну, стояла во внутреннем дворе, соседствуя с «ситроеном» хозяина дома. Ворота были распахнуты настежь.
Оглядевшись по сторонам и убедившись, что Гарма во дворе нет, Робин решилась выглянуть за ворота. На месте вчерашней ямы темнел холмик свежевскопанной земли. Трупа собаки нигде не было видно.
Робин почувствовала легкий укол совести. Люку, должно быть, пришлось встать очень рано, чтобы закончить прерванную вчера работу. Понятно, что после этого ему хотелось спокойно отдохнуть за чашкой кофе, поэтому зря она так рассердилась на него.
Забавно. Каждый раз, когда поведение Люка начинало особенно раздражать ее, обязательно находилось что–то, что заставляло думать о нем лучше. Но стоило Робин мысленно хоть немного примириться с ним, тотчас же его очередная выходка сводила благоприятное впечатление на нет.
— Вы готовы?
Люк стоял в дверном проеме, держа Гарма за ошейник. Пес нетерпеливо перебирал лапами, его длинный, тонкий хвост возбужденно ходил из стороны в сторону.
— Готова, — немного резко ответила она. — Куда мы пойдем?
— Для вас это имеет какое–то значение? — усмехнулся он.
Внезапно ей в голову пришла мысль.
— Мы можем подняться на утес, который виден из окна моей комнаты? Тот, на котором растет сосна?
— Вы имеете в виду Па–о–Сьель? — уточнил Люк.
— Па–о–Сьель? Что это?
— Так здесь называют это место. По–французски это значит «Шаг в небо». Дерево нависает над шоссе, и местные жители твердят, что нужно срубить его, пока оно не свалилось кому–нибудь на голову. Но в действительности никто и пальцем не шевельнет. И знаете почему?
— Почему? — машинально спросила Робин, занятая своими мыслями. Она всегда удивлялась, почему Теренс назвал свою картину «Шаг в небо», а оказывается, он просто перевел название местечка на английский… Или здесь было что–то еще?
— Потому что в глубине души каждый ждет, что оно не рухнет, а взлетит. Это дерево растет там уже полвека и наверняка заслуживает награды за свое упорство. Мы, французы, знаете ли, романтичный народ…
Робин фыркнула. Понятие «романтичный» в приложении к Люку звучало особенно забавно. Чтобы не показаться невежливой, она поспешила сказать другое:
— Вы говорите «мы» так, словно вы тоже француз…
Люк бросил на нее острый, пронизывающий взгляд.
— Я очень давно живу здесь, — лаконично пояснил он.
Заперев ворота, Люк указал Робин на полузаросшую тропинку, огибающую дом. Гарм весело потрусил впереди.
Робин брела рядом со ставшим вдруг неразговорчивым Людом и вспоминала, как вчера он ее поцеловал. Со дня смерти Теренса ни один мужчина не целовал ее, и она чувствовала себя выбитой из колеи теперь, когда это произошло.
Наверное, больше всего потрясло Робин то, что Люку вообще пришло в голову поцеловать ее. Но сегодня утром ничто в его поведении не говорит о том, что он помнит этот поцелуй, подумала Робин, испытывая одновременно облегчение и легкое сожаление.
Постепенно красота окружающего пейзажа захватила ее. Тропинка вилась между зеленых холмов, то карабкаясь на них, то ныряя в лощины. То слева, то справа среди зелени мелькали вдруг белоснежные камни скалистых обрывов. Где–то далеко на горизонте иногда удавалось различить ровную синеву моря. А на вершине одного из холмов Робин с замиранием сердца увидела руины средневекового замка: нагромождение каменных блоков, в котором еще угадывались очертания арок.
Наконец Люк вывел ее на вершину знакомого утеса. Отсюда росшее на его краю дерево казалось еще выше, еще мощнее. Извилистые корни переплелись в клубок, вцепившись в каменистый грунт. Осторожно ступая по ним, Робин добралась до ствола и коснулась рукой шершавой красноватой коры.
— Держись, — прошептала она. — Держись крепче! Ведь ты–то знаешь, что в твоей жизни может быть только один полет, головокружительный и короткий, — туда, вниз, на шоссе. Полет — и неизбежное падение. Так что держись и не давай увлечь себя ложными надеждами…