Хорошая ночь. Ясная. Небо чистое-чистое, и свет полной луны заливает все вокруг. Если присмотреться, можно разглядеть все семь лунных стоянок Лазурного дракона востока. Как же тяжело мне было их выучить! Не только их, впрочем. Но для сложных формаций или статических чар знания о небе обязательны. Я о таких формациях только читала. Я бы хотела создать что-то подобное библиотеке Иньин Гу, или висячих садов Цайхун гун, но доступный мне запас ци… Я хорошо знала свой предел. Тянуть с походом в библиотеку не следовало. Я спрыгнула с качели и ушла спать.
Я стояла в темноте и пустоте в белом ханьфу. Снова этот сон. По спине словно провели мокрой тряпкой, оставив неприятный холодящий след. Зябко передернув плечами, медленно пошла вперед и вдруг поняла, что иду по воде. Точнее, не по воде. Неприятный железистый запах запекшейся крови щекотал нос. Я опустила взгляд и увидела, как полы ханьфу намокают и пропитываются алым. Я стояла в огромном море крови. Мне понадобилось немного времени, чтобы унять мелкую дрожь и напомнить себе — все это мой сон. Кошмар. В царящей тишине я услышала биение собственного сердца, то нервное, то торопливое. Оно то успокаивалось, то снова неслось куда-то, выламывая ребра, выжигая воздух из легких и мешая думать. Страх, паника, потеря концентрации - все это могло привести к фатальной ошибке в культивации и стоить больше, чем жизнь. Сомнение, растерянность, беспомощность — это то, что практик должен изживать из себя. Мне было страшно. Я упрямо напоминала себе, что все это сон. Мой сон. И значит, подвластно мне и зависит от меня, но не могла проснуться и взять себя в руки. Стук сердца откровенно мешал сосредоточиться, превращаясь в ту самую небрежно наигранную бездарным учеником мелодию, которая не выходит из головы, крутится, крутится и крутится. Глубоко вздохнув, я принялась читать сутру лотоса. Сначала про себя, сбиваясь в словах и путаясь в предложениях. Если бы мой наставник слышал это, боюсь, даже палки стали бы мягким наказанием в его глазах. Преодолев брезгливость и отвращение, я опустилась на застывшую кровь, принимая позу лотоса. Если подумать, медитация и успокоение в условиях, когда ты не можешь быть спокойна, должно вести к просветлению. Будет вести к просветлению. В моем сне.
Проснувшись, я чувствовала себя разбитой и усталой, будто и не спала вовсе. Водяное зеркало, созданное мною, отразило растрепанную, бледную девушку с тусклым цветом лица и глазами панды. Маленькими, опухшими, и обведенными черным. Даже не представляю, чем можно убрать такие синяки под глазами. Прошедший сон можно воспринимать как его отсутствие. Медитация во сне хоть и помогала отвлечься от окружающей обстановки, но требовала огромной концентрации и сосредоточения, в общем, того, что обычно сопровождает неправильное выполнение медитативных техник, которые при правильном подходе позволяют расслабиться, отдохнуть разуму от ненужных мыслей и притупляют желания. У меня желания разыгрались. Точнее, одно желание — сделать плохо тому, кто в ответе за мои беспокойные сны.
— Госпожа не в духе, — осторожно поинтересовалась Чуань-Чуань, расставляя на столе крошечные блюда для завтрака. Простая белая каша, ласточкино гнездо и хрустящие овощи. Рассматривая сервированный стол, неожиданно расстроилась еще больше - я не очень любила овощи, и необходимость их постоянно есть превращала каждый прием пищи в пытку. Я подцепила палочками кусочек маринованного баклажана, рассматривая его на просвет, и вернула в тарелку, что строго запрещалось правилами этикета.
— Госпожа плохо спала. Убери, — я махнула рукой, а Чуань-Чуань занервничала.
— Вы же почти ничего не ели! Хотя бы пару ложек каши.
Ся Чуань была права, поесть было надо. Но одна даже мысль о еде вызывала отвращение.
— Я пообедаю, — великодушно сообщила я, надеясь, что к тому времени это угнетенное настроение рассеется.
Иньин Гу встречал меня тишиной, что неудивительно. Старый хранитель недовольно нахмурил кустистые брови, глядя на меня.