– Мы были здесь. Но ничего не сделали. Если что-то произошло, что-то украли или сломали, это не я. Клянусь.
И голосок тоже тоненький и мерзкий, переходящий в нытье. Конвей была права, Элисон боится всего – боится, что проштрафится, что все, что она говорит, делает и думает, – неправильно. Хочет, чтобы ее убедили в том, что она молодец. Я видел это и в школе, и миллион раз у свидетелей, гладил по головке и произносил все нужные слова.
И здесь тоже:
– Да, конечно, я знаю. Ничего не пропало, не сломалось. Никто ничего дурного не совершил. – Улыбка. – Мы просто проверяем некоторые факты. Тебе всего лишь нужно в подробностях вспомнить вчерашний вечер. И все. Давай попробуем, хорошо?
Кивнула:
– Да.
– Ну вот и прекрасно. Это будет вроде теста, где ты знаешь все верные ответы и никак не можешь ошибиться. Так пойдет?
Едва заметная улыбка. Крошечный шажок к расслаблению.
А мне нужно, чтобы Элисон расслабилась и успокоилась, прежде чем я выложу перед ней фото. Именно этого я и добивался вопросами к Джемме и Орле: успокоить и отвлечь, а потом резко вытолкнуть из этого состояния.
Элисон выдала мне ту же самую историю, но из нее приходилось выуживать ее по кусочкам и клочкам, как играть в бирюльки: вытащил не ту, обрушил хрупкую конструкцию – ты проиграл. Рассказывая, она опять вся подобралась и зажалась. И не поймешь, серьезная для того причина, не очень серьезная или вообще нет никакой причины.
Она подтвердила версию Орлы о том, кто и когда выходил из мастерской – Джемма, Орла, она, Джоанна, – причем гораздо более уверенно, чем Орла.
– Ты очень наблюдательная, – похвалил я. – Это как раз то, что нам нужно. Я прямо мечтал, что найдется кто-то вроде тебя, представляешь?
Еще одна улыбка. Еще шаг навстречу.
– Ну а теперь давай ты меня осчастливишь окончательно. Расскажи, что, выходя в коридор, ты поглядела, как там ваше Тайное Место.
– Ну да. Когда я выходила в… На обратном пути посмотрела. – Короткий взгляд на Хулихен. – Только на секундочку. А потом сразу вернулась заниматься проектом.
– О, чудесно. На это я и надеялся. Заметила там новые записки?
– Ага. Одна такая с собакой, ну прямо мимими. И еще кто-то написал про… – Нервная ухмылка, прячет лицо. – Ну вы поняли.
Я ждал. Элисон ерзала.
– Ну, это… как бы женщина… верхняя часть. Одетая, конечно! Не… – Неестественный смешок. – И написано: “Я коплю деньги, чтобы, когда исполнится восемнадцать, купить себе такую же!”
Наблюдательная, да. Качество, часто сопутствующее пугливости. Жертвы хищников опасаются каждого куста и потому всё подмечают.
– И все? Больше ничего нового?
– И все, – покачала головой Элисон.
Если она говорила правду, это возвращало нас к исходной мысли: Орла и Джемма ни при чем.
– Отлично, – сказал я. – Просто замечательно. Скажи, а сама ты когда-нибудь помещала там записки?
Глаза забегали.
– Это совершенно нормально, если ты пользовалась доской объявлений. Она ведь именно для такого и предназначена. Было бы странно, если бы доска пустовала.
Вновь слабая улыбка.
– Ну… да… Всего пару раз. Просто… когда меня что-то тревожило и я не могла об этом поговорить, я… Но это было давным-давно. Приходилось действовать очень осторожно, и потом я каждый раз так боялась, что кто-нибудь догадается, что это я, и разозлится, что я повесила записку, вместо того чтобы рассказать ей. И поэтому я перестала. И все свои записки сняла.
Кто-нибудь. Девица из ее компании, которой боится Элисон.
Она расслабилась практически максимально, как смогла. То есть не особенно.
– А это тоже одна из твоих записок? – осторожно спросил я.
Фотография. Элисон ахнула. Прижала свободную ладонь ко рту. Пронзительное верещание сквозь пальцы.
Страх, но не могу понять какой. Страх, что ее застукали, что где-то неподалеку бродит убийца, что кто-нибудь знает, кто это, а может, просто рефлекторная реакция на любое потрясение – поди разбери. Впадает в ступор от всего, чтоб ее, сказала Конвей. Элисон вся потускнела и стала какой-то непрозрачной и размытой, как ветровое стекло под дождем.
– Это ты повесила записку?
– Нет! Нет-нет-нет… не я. Честно!..
– Элисон, – мерно, убаюкивающе говорил я. Наклонился, чтобы забрать у нее фотографию, да так и остался. – Элисон, взгляни на меня. Если это сделала ты, в этом нет ничего страшного. Хорошо? Кто бы это ни сделал, он, то есть она поступила правильно, и мы ей очень признательны. Нам просто нужно с ней поговорить.