Все эти обстоятельства в совокупности трансформировались в сознании многих людей в виде комплекса оппозиционности по отношению ко всему официальному, а привносимые извне порядки, если даже они имели очевидную привлекательность, хронически не воспринимались.
На этой основе созрело «корпоративное» мышление, способствующее самовыделению чеченцев среди других национальностей, которое порою перерастает в примитивный этноцентризм. От тейповой или вирдовой самодостаточности акценты стали перемещаться на национальную исключительность, тезисы о которой влились в активный информационный оборот в период перестройки.
В Грозном появились публикации, в которых всерьез говорилось о происхождении чеченцев непосредственно от библейского и коранического пророка Ноя, об основании ими династий египетских фараонов и грузинских царей, о зарождении чеченской письменности в древней Месопотамии, о чеченских генералах, командовавших армиями восточных стран и о многом другом подобном, что воспринималось рядовым читателем с восторгом. Некоторые из этих фантасмагорий вошли в книгу Л. Усманова, изданную позже в Москве.
Волны этноцентризма охватили людей, когда рухнувшие в одночасье ограды, удерживавшие обиженные массы в рамках определенного для них властями поведенческого пространства, позволили не только безудержно пинать святые фетиши разлагавшегося режима, но и громогласно заявлять о себе, требуя немедленной сатисфакции за пережитые прежде унижения.
Опасения радикалов о том, что власти страны предпримут меры по обузданию чрезмерно буйствовавшей общественной стихии, окончательно рассеялись, когда высшая власть России в лице Ельцина без всякой оглядки на союзный олимп небрежно бросила в среду разгоряченных чеченских максималистов карт-бланш по части суверенизации.
Это было последнее условие, которого недоставало для активного начала возведения еще неизвестной Ичкерии.
Фундамент для этого в виде конгломерата религиозно-родовых тайных обществ уже существовал, проект в форме государственного суверенитета, санкционированного свыше, определился, материальная база в выражении огромной госсобственности присутствовала и рабсила, сосредоточенная в жаждавших активных действий толпах, имелась наготове, требовался только начальник ударного строительства.
Местные «прорабы» не дотягивали до общенационального уровня и к тому же были накрепко связаны со своими кровными тейпами. Требовался относительно независимый человек с атрофированными родовыми узами и в то же время достаточно броский, чтобы вокруг него мог возникнуть ореол харизматического лидера.
Начальник строительства тайного общества «Ичкерия», который впоследствии стал его «великим магистром», прибыл на этническую родину из Прибалтики в форме генерала стратегической авиации СССР, и произошло это знаковое историческое событие в декабре 1990 года. Звали «великого магистра», как нетрудно догадаться, Джохаром Мусаевичем Дудаевым.
Однако один генерал не мог решить всех проблем, поэтому ставка была сделана также на другие более или менее колоритные фигуры, которые могли бы вложить свой потенциал в создание новой псевдогосударственной системы. Среди них были люди, которые стремились зафиксировать в геополитическом пространстве региона некий переходный отсек для перемещения материальных ценностей, «навар» от которых уходил бы в предназначенные для него закрома. С ними активно сотрудничали те, кто захотел «ловить рыбку в мутной воде» наступившего хаоса и заработать незаслуженные блага за счет обмана народа, собственность которого оказалась в подвешенном состоянии. Ко всем этим субъектам примкнули криминальные авторитеты, для которых наступил «золотой век», обеспечивший сращивание правоохранителей и правонарушителей, часто находившихся на службе у одних и тех же боссов. Ниже по уровню стояли рядовые обыватели, которые были не прочь урвать «что плохо лежит», а чаще всего стремились просто выжить. Венчала же эту пирамиду грозненско-московская элита, игравшая судьбами сотен тысяч людей в угоду своим синархическим интересам, в основе которых лежали баснословные богатства.