— На уроках я беру ножик у других, а учителя не любят этого. Плохо мне без ножика, а ведь до конца года ещё будь здоров сколько.
На сморщенном бабушкином лице появилась едва заметная улыбка, означавшая: «Куй железо, Михец, пока горячо!»
— На уроках арифметики, то есть математики, черчения и других приходится через каждые пятнадцать минут точить карандаш. Бабуся, а ты не могла бы…
Желание было столь дерзким, что я осекся. Но бабушка поняла.
— У меня есть ножик, — сказала она. — С тремя лезвиями.
— Бабуля! — нежно воскликнул я.
— Это ножик твоего покойного дедушки. Я подарила ему в тот день, когда ему исполнилось шестьдесят. Он так радовался! Только пользовался им недолго, бедняга. Два года с какой-то малостью. На глазах у бабушки заблестели слёзы. — Умер от разрыва сердца.
— Знаю, знаю, — заторопился я, опасаясь, как бы она не затянула свою любимую песню — как-де хорошо жилось нам при заводе, где дедушка работал вахтёром, и как трудно было после его смерти в этом большом доме, где она получила место дворника и квартиру в подвале. — Знаю, бабуся, знаю, — быстро повторил я. — Вечером поговорим об этом, а сейчас дай мне дедушкин ножик. Я буду беречь его, как зеницу ока. Теперь-то уж Итак до него не доберётся, а Олрайт даже не увидит.
— Сколько раз говорила: называй учителей, как положено! — рассердилась бабушка, хотя, с другой стороны, ей нравилось, что мы с учителями запанибрата. Она ещё немного подумала, потом оставила шитье и встала. — Подожди здесь! — приказала она и ушла в комнату.
Я ей не мешал, несмотря на то что в сундуке, помимо дедушкиного ножика, хранилось много интересных вещей.
— Вот, получай. — Бабушка протянула мне ножик с белой костяной ручкой, предварительно протерев его и окинув любовным взглядом. — Береги его. Это не простой ножик, это память о дедушке. И смотри не одалживай без отдачи.
Я чмокнул бабушку в морщинистое лицо и умчался. Рассмотрю ножик в другой раз, рассмотрю его как следует, покажу всему классу. Все просто обзавидуются. Но сейчас не до того.
За какие-нибудь полчаса в моей коллекции насчитывалось уже девять экземпляров, четыре — номер 3, четыре — номер 2, а один, без номера, представлял собой нечто совершенно особенное. Все экземпляры были уже в употреблении, стало быть, имели штемпель, и были в полной сохранности.
Итак, начало хорошее.
Охота за кнопками
Утром я вышел из дому раньше обычного.
— И то верно, пойдёшь не спеша, не запыхаешься, — похвалила меня бабушка и, достав из шкафа самую большую грушу, вложила её в мою руку.
В другое время я бы умял эту грушу, не сходя с места, но сейчас мне было не до груши. Я сунул её Сильвице — она уже гуляла во дворе — и во весь дух помчался в школу. Дверь была ещё заперта, и я стал нетерпеливо дёргать за ручку. Наконец приковылял служитель гимназии товарищ Эхма (фамилия его была Гром, но он каждое предложение начинал словом «эх-ма»).
— Эх-ма, чего ломишься? — ворчал он, открывая дверь. — Успеешь нахватать колов!
Его ехидное замечание я пропустил мимо ушей, отпихнул каких-то девчонок и стрелой ринулся к доске объявлений. Три объявления и девять кнопок. Среди них четыре, каких ещё нет в моей коллекции. Затем махнул на второй этаж. Тут находилась большая доска объявлений для учащихся. Ну просто выставка кнопок! Восемь, девять… двадцать две… Ага, вот ещё одна… Итак, двадцать три. Превосходно! Почти все новые, лишь некоторые краплены ржавчиной. А вон латунная, может даже медная. И та внизу тоже нечто сногсшибательное. Вместо номера на шляпке якорь. Неужели заграничная? Так и есть, под якорем три буквы USA. Значит, американский товар!
Словно на крыльях, взлетел я на третий этаж и стал у доски Народного университета, который в нашей школе проводил вечерние занятия. Семь экземпляров, ничего особенного. Однако и количество тебе не пустяк.
От волнения я почти не слышал учителей. Да и что такого интересного в шестом уроке латинского учебника? Правда, учитель Цербер от звонка до звонка мозжил, что именно без этого урока никак на свете не проживёшь, да только вряд ли кого убедил. Или, к примеру, большое мне дело до того, как размножались доисторические животные и одноклеточные организмы! Где там было вникать в разглагольствования товарищ Итак про посуду и прочую домашнюю утварь людей, живших в свайных постройках, с головой уйти в математику, когда мысли мои витали круг трёх гимназических досок объявлений: официальной — внизу, ученической — на втором этаже, Народного университета — на третьем, всего в нескольких шагах от нашего класса! Кнопки на выбор! Только как они переберутся в мою коробку?