Компания не на шутку перепугалась. Все, разинув рты, уставились в ту сторону, куда кивком указал незнакомец.
– Да нет, не он, откуда ему взяться? – с напускной уверенностью заявил трактирщик Тэрнбелл: ему отнюдь не улыбалось, чтобы по городу пошел слух, будто в «Святом Георгии» завелась нечистая сила. – С ним, сэр, случилось несчастье – он умер. Он уже не с нами и потому быть здесь никак не может.
Компания охотно поведала незнакомцу о случившемся во всех подробностях. Говорили все разом, заглушая друг друга, и никому из рассказчиков не удавалось произнести более двух фраз кряду без того, чтобы его перебили и поправили.
– Стало быть, он на небесах. Это так же верно, как то, что вы сидите здесь, – заявил незнакомец, дослушав рассказ. – Ну и ну! Хотел стащить церковный колокол и поплатился за это. Вот ведь как бывает! Эй, хозяин, налей выпить. Господь покарал причетника за то, что тот стянул церковный колокол, за который дергал десять лет! Ха-ха-ха!
– Полагаю, сэр, вы прибыли по Дардейлской дороге? – спросил доктор; народ в деревне любопытен. – Унылое это место – Дардейлское болото, верно, сэр? Всем ветрам открытое, особенно когда с другой стороны в горы поднимаешься.
– Мне все здесь нравится! И Дардейлское болото, гнилое и черное, как могила, и эта зазубренная стена, что вы называете дорогой, белая под луной, точно мелом вымазанная, и ущелье Даннер-Клюк, темное, как угольная яма, и эта таверна, и пылающий очаг, и вы, добрые люди, и этот славный пунш, и мертвец в каретном сарае. Где труп, там и стервятники. Эй, хозяин, налей-ка нам нектара. Пейте, джентльмены, все пейте. Заварите еще чашу. До чего божественно воняет алкоголь! Надеюсь, джентльмены, вам нравится пунш: весь пропитан специями, точно мумия. Пейте, друзья. Хозяин, наливай! Пейте! Плачу за всех!
Порывшись в кармане, гость достал три гинеи и сунул их в пухлую ладонь Тэрнбелла.
– Пусть пунш льется рекой. Я старый друг этого дома. Частенько сюда заглядывал. Я тебя, Тэрнбелл, хорошо знаю, хоть ты меня и не узнаешь.
– У вас передо мной фора, сэр, – произнес Тэрнбелл, вглядываясь в темное зловещее лицо – он готов был поклясться, что в жизни не встречал никого похожего на странного гостя. Но в кармане приятно позвякивали полновесные гинеи. – Надеюсь, сэр, вам тут понравится.
– Есть для меня комната?
– Да, сэр, кедровая спальня.
– Знаю ее, уютная каморка. Нет, мне больше пунша не надо. Позже, может быть.
Беседа шла своим чередом, но странный гость замолчал. Он уселся на дубовую скамью у камина и с наслаждением протянул к огню ноги и руки. Лицо его, однако, по-прежнему скрывалось под треуголкой.
Постепенно компания начала редеть.
Первым ушел сэр Джеффри Мардайкс, за ним потянулись гости попроще. По кругу шла последняя чаша пунша. Незнакомец вышел в коридор и приказал буфетчику:
– Принеси фонарь. Надо проведать коня. Зажги. Нет, не ходи за мной.
Долговязый путешественник взял у слуги фонарь и вышел на конский двор.
Том Скейлз, стоя посреди мощеного двора, разглядывал лошадей в окно конюшни, как вдруг кто-то потянул его за рукав. Вздрогнув, конюх обнаружил, что находится с глазу на глаз с тем самым человеком, о котором только что думал.
– Говорят, там есть на что посмотреть. – Незнакомец указал на каретный сарай. – Пойдем-ка взглянем.
В эту минуту Том Скейлз пребывал в таком смятении чувств, что с легкостью готов был покориться любому, кому не лень будет помыкать им. Он послушно поплелся вслед за гостем в каретный сарай.
– Войди и подержи мне фонарь, – приказал тот. – Заплачу как следует.
Старый конюх отпер висячий замок.
– Чего ты боишься? Войди и посвети ему в лицо, – велел неумолимый гость. – Открой заслонку и встань вон там. Нагнись, он тебя не укусит. Пошевеливайся, не то запру с ним на всю ночь!
Тем временем посетители «Святого Георгия» разошлись по домам.
Вскоре после этого Энтони Тэрнбелл, который, как и подобает хорошему хозяину, последним ложился в постель и первым вставал, окинул прощальным взглядом обеденный зал и хотел заглянуть напоследок в конский двор, как вдруг в кухню, шатаясь, ввалился бледный как смерть Том Скейлз. Волосы у него стояли дыбом. Он рухнул на дубовую скамью, дрожащей рукой утер пот со лба и, не в силах заговорить, хватал ртом воздух. Добрый глоток бренди вернул ему дар речи.