Мария Луиза неуверенно взяла книгу в руки. Раскрыла ее и сообразила, что сейчас ничего не сможет разглядеть в полутьме.
- О чем эта книга?
- О том, что обычно скрывают, - хмыкнул юноша.
- Это запрещенная книга? – Мария Луиза почувствовала, что ее сердце забилось быстрее. С некоторых пор ее стала интересовать литература подобного рода.
- Да. Мир еще не знает ее содержания. Но я очень хочу, чтобы вы ее прочитали.
- Какая вам разница прочитаю я ее или нет? - Мария Луиза смотря в черные, в свете факелов казавшиеся лишенными зрачков глаза, подумала о том, что юноша, пожалуй, слегка не в себе.
- Я много путешествую, - незнакомец нервно хихикнул. – И знаете, мне попадаются разные люди. Но среди них я еще не встретил человека, которому мог бы продать эту книгу. Вы первая…., - он запнулся и немного помолчал. – Так вы купите у меня книгу?
Мария Луиза купила, отдав за роман все тайно спрятанные от матушки монетки в каком-то странном полубессознательном состоянии. Взгляд юноши подействовал на маркизу как дурман. И только девушка отдала деньги, только отвела взгляд в сторону, как незнакомец исчез. Нет, он не ушел, а просто пропал, будто растаял в воздухе. И если бы не книга в руках и отсутствие монет в мешочке на груди, Мария Луиза подумала бы, что ей померещился юноша похожий на девушку. Вспоминая в дальнейшем его внешность, маркиза совершенно не могла восстановить в памяти черты лица. Перед внутренним взором стояли только глаза: продолговатые, черные, демонические.
«Монахиня» оказалась рукописной книгой. Мария Луиза прочитала роман, и душа ее пришла в смятение. Девушка усомнилась в правдивости того, о чем рассказывал священник на еженедельных проповедях. Усомнилась в самой церкви. И даже в боге. Ведь если бог добр, как сказано о нем в писании, то почему допускает такие мерзости в стенах своих обителей? Тревожные вопросы будоражили Марию Луизу после прочтения «Монахини», но задать их, к сожалению, было некому. Сначала, правда, девушка хотела рассказать о своих мыслях исповедавшему ее священнику, который жил в Санси. Но вовремя передумала. Падре Иероним мог обо всем поведать матушке. А в тайну исповеди Мария Луиза теперь не верила.
Между тем, ответ дочери вполне удовлетворил Жозефину и она положила «Монахиню» на место. В сундуке лежали и другие книги, но они старшую маркизу Сансильмонт уже не интересовали. Ее внимание переключилось на другое.
- Это хорошо, что тебя интересует литература. Однако я бы не хотела, чтобы ты читала Вольтера. Он писал богомерзкие вещи, - с этими словами она вернулась к изучению содержимого сундука. - А где те два шикарных платья, что я заказала тебе два месяца назад в Париже и которые на днях были доставлены?
- Мама, они слишком яркие, - возразила Мария Луиза.
- Слишком яркие? Да они великолепны! Желтое, как опавшая листва и бордовое, как затухающее пламя.
- Я не люблю эти цвета.
- Но они делают тебя заметной. А тебя должны заметить при дворе! Просто обязаны, - маркиза Жозефина схватила дочь обеими руками за подбородок.
Мария Луиза невольно отшатнулась. Приторный запах духов хлестко ударил в нос, дыхание перехватило, горло сдавил спазм.
- Мама, - Мария Луиза стряхнула руки маркизы. – Не надо, мама. Ты же знаешь, я не хочу никуда ехать!
- А я не хочу, чтобы ты прозябала в этой дыре! – закричала маркиза Жозефина. – Я хочу, чтобы ты вышла замуж и удачно, чтобы ты жила в Париже.
- И что такого есть в этом твоем Париже, чего нет здесь?
- Там есть все! О, пресвятая Дева Мария, какой у меня странный ребенок! Все девушки хотят в Париж, а ты нет!
- Я не все девушки, - возразила Мария Луиза. – Я – это я.
- Может тогда тебя следовало бы отдать в монастырь? – разозлилась маркиза.
- Я не хочу ни в монастырь, (Марию Луизу внутренне передернуло от этого слова) ни в Париж, ни в Версаль. Я хочу остаться здесь.
- Ты не останешься. Ты едешь завтра в сопровождении мадам Жозани!
ХХХ
Из дневниковых записей Марии Луизы
«Я думала, она обнимет меня на прощание. Моя мама. Она же все-таки моя мама! Но, маркиза провожала меня надменно. Она стояла и просто смотрела. Ее глаза холодны, словно небо после грозы. Она как всегда торжественная, как всегда напудренная, как всегда чужая. Моя мама не захотела в себе что-то изменить даже в момент прощания со мной. Конечно, я привыкла к ней такой: отстраненной, погруженной в мир своих иллюзий и фантазий, мечтающей о бесконечных балах и развлечениях. Но мне так хотелось, чтобы она увидела во мне человека, свою дочь, а не инструмент для исполнения своих желаний
- Надеюсь, ты не забудешь о своей матушке, когда устроишься в Париже или Версале?
Это все, о чем она меня спросила.
- Я не забуду о тебе, - тихо ответила я.
- Большую часть жизни я просидела в этой дыре, - матушка, словно молясь, вскинула руки вверх. – Может на старости лет господь пожалеет меня!
Я промолчала. Моей маме безразлично за кого я выйду там, на чужой земле. А в тот момент я почувствовала, что для меня все кроме Санси чужое. Моей маме безразлична моя грусть. А я так хотела обнять ее. Но не решилась.
Я покидала Санси с чувством, которое испытывает человек, идущий за гробом недавно умершего родственника.
Навсегда в прошлом…
Навсегда в прошлом изъеденная древесным червем мебель. И старый клавесин. Он будет помнить всегда прикосновение моих пальцев. В прошлом серые от пыли гобелены, и ковры, и сырость, и пропитанный холодом даже летом воздух. И постельное белье пахнущее тиной.
Я всегда мечтала о путешествиях. Но не в Париж, о котором рассказывала мадам Жозани. Признаюсь, этого Парижа я боялась, как боится ребенок темной вязкой ночи. Я мечтала о путешествиях в прошлое. В славное, героическое, прекрасное прошлое. И в воображении своем уносилась я во времена королевы Брунгильды, жены Зигберта Первого, короля Австразии. И представляла я, что спасаю старую женщину от пыток и смерти под конскими копытами, так как с детства восхищаюсь я смелостью и дерзостью Брунгильды и еще многими другими качествами мне не присущими.
Оставляю в прошлом и безмолвных, похожих на тени слуг Санси. Молчаливую кухарку Молли, сторожа и смотрителя Сореля, и женщину, водившую во дворе замка овец и кур. К своему стыду я даже не знаю ее имени. Однако я в восторге от результатов ее трудов, которые регулярно поступают к нашему с матушкой столу. Жареные куры и вареные яйца тоже в прошлом. Прощай Санси!»
4
Мария Луиза сидела на жесткой длинной деревянной скамье и уже минут пять пыталась разобраться в своих мыслях и чувствах. Рядом с ней примостилась мадам Жозани и без перерыва шептала на ухо.
- Говорят, королева выезжает в Париж не только официально, но и тайно без свиты. Говорят, она никогда не надевает одно и то же платье дважды. Говорят…..
И откуда она все это успела узнать? Они въехали в Париж всего три часа назад, только оставили на постоялом дворе вещи и, не успев перевести дыхание, направились сюда, в Нотр Дам де Пари помолится Деве Марии перед дорогой в Версаль. Неужели мадам Жозани узнала так много от слуг? И теперь выливает на уши маркизы поток совершенно диких новостей.
- Говорят в Версале такие оргии…. Ужасно….
Мария Луиза еще никогда не отъезжала от замка Санси так далеко.
ХХХ
- Тяжелый, сволочь, - кучер Ардан водрузил сундук Марии Луизы позади возка. Поправил весящие на поясе мушкетоны и, повертев по сторонам лысой, непонятно когда успевшей загореть головой, обратился к маркизе и мадам Жозани, - Прошу садиться, дамы.
Мария Луиза с замершим сердцем взобралась на мягкое обитое темно-лиловым бархатом кресло, осторожно провела рукой по бархату стен цвета бордо, немного с испугом наблюдая, как севшая возле мадам Жозани пристраивает рядом с собой мушкетон.