– Азриэл привез нас сюда на гирокоптере и приземлился на Рэдклифф-сквер, – продолжал Малкольм. – А потом передал тебя с рук на руки магистру и воззвал к закону об убежище для ученых. Этот закон действует до сих пор.
– Что за убежище для ученых? Это следует понимать в прямом смысле?
– Я имею в виду закон, который защищает ученых от преследований.
– Но я же не была ученым!
– Как ни странно, именно это и сказал магистр. А твой отец сказал: «Значит, вам придется сделать из нее ученого. Что еще остается?», оставил тебя и ушел.
Лира откинулась на спинку кресла. Сердце колотилось от переполнявших ее чувств, мысли метались в попытках расставить все по местам. Сколько нового она сегодня узнала! И непонятно, с чего начинать расспросы.
Ханна, до сих пор слушавшая молча, наклонилась, чтобы подбросить в огонь еще полено, а потом задернула шторы, чтобы отгородить комнату от сгустившейся за окном темноты.
– Ну, – сказала Лира, – по-моему, это… Спасибо вам! Надеюсь, я не покажусь вам неблагодарной. Спасибо, что спасли меня от наводнения… и вообще… Но все это так странно! И алетиометр… этот самый…
Она вытащила из сумки прибор, завернутый в черный бархат, и, положив на колени, развернула. Алетиометр засиял в свете ламп.
– Значит, раньше он принадлежал Бонневилю, человеку с гиеной, который за вами гнался? Ох, сколько всего надо переварить. А он его откуда взял?
– Это мы выяснили гораздо позже, – сказала Ханна. – Он украл его из одного монастыря в Богемии.
– Значит… мы должны вернуть его туда? – спросила Лира, и ее сердце сжалось при мысли о том, что придется лишиться бесценного инструмента, который помог ей войти в страну мертвых и отыскать обратный путь; который сказал ей правду об Уилле («Он убийца») таким способом, что она не потеряла к нему доверия; который не раз спасал им жизнь, и помог вернуть доспехи королю медведей, и сотворил добрую сотню других чудес. Пальцы Лиры невольно сжались на корпусе алетиометра и, не дожидаясь ответа, она поскорее спрятала его обратно в сумку.
– Нет, – сказала Ханна. – Монахи и сами украли его у какого-то путешественника, который имел неосторожность остановиться у них на ночь. Я целый месяц расследовала происхождение твоего алетиометра и пришла к выводу, что он веками переходил от одних похитителей к другим. И впервые за несколько столетий он сменил хозяина честно, когда Малкольм положил его тебе в одеяльце. Я думаю, что это сломало старый сценарий.
– У меня его тоже однажды украли, – вспомнила Лира. – И нам пришлось выкрасть его обратно.
– Он твой, – твердо сказал доктор Полстед, – и останется твоим на всю жизнь, если только ты сама не захочешь отдать его кому-нибудь.
– И все эти другие странные вещи, о которых вы рассказали… Эта фейри… неужели она была настоящая фейри? Или вы просто вообразили себе… Я хочу сказать, разве такое бывает?
– Настоящая фейри, – подтвердила Элис. – Она сказала, что ее зовут Диания. Она приложила тебя к груди и кормила своим молоком. Ты пила молоко фейри и осталась бы с ней навсегда, если бы Малкольм не перехитрил ее и не вытащил нас оттуда.
– Во время того наводнения на свет выплыло немало странного, – добавил Малкольм.
– Но почему вы мне раньше не рассказали?
Он как будто немного смутился. «Какое у него подвижное лицо», – подумала Лира. Сейчас он казался ей незнакомцем – словно она никогда прежде не видела его по-настоящему.
– Мы – в смысле, мы с Элис – все время говорили друг другу, что надо тебе рассказать, – признался он. – Но все как-то подходящего момента не было. Кроме того, доктор Карн взял с нас слово, что мы никогда не будем говорить с тобой о Бонневиле и обо всем, что с ним связано. Он сказал, что это важно для того, чтобы твое убежище оставалось надежным. Тогда мы его не поняли, только позже… Он хотел защитить тебя. Но теперь все меняется, и очень быстро. Дальше будет рассказывать Ханна.
– Когда я только познакомилась с Малкольмом, – сказала доктор Релф, – я поступила довольно безрассудно. Выяснилось, что у него есть отличная возможность добывать нужную мне информацию. И я воспользовалась случаем. В трактире своих родителей или где-то еще он иногда подслушивал разговоры, стоившие внимания. И еще я получала и передавала через него сообщения. Он рассказал мне об одной отвратительной организации – Лиге святого Александра, которая вербовала школьников, чтобы те доносили на своих родителей в Магистериум.
Лира уставилась на нее:
– Звучит, как… Как будто мы в шпионском романе. Трудно поверить.
– Еще бы. Но дело в том, что политическую борьбу приходилось вести тайком, анонимно и подпольно. Это были опасные времена.