Вот так события далекого прошлого постепенно возвращались к Отем, подобно отдельным деталям огромной головоломки. В течение следующего дня девушка пыталась вспомнить, что она сделала с ножом, принадлежавшем Дрого, но тщетно. Однако она навсегда запомнила его слова: «Я не прощаю подобных оскорблений. Когда-нибудь я отомщу».
Глава 3
Таинственный лунный свет заливал лес. Отем шла, поворачивая то в одну, то в другую сторону. Пристально вглядываясь в темные тени, глаза ее стали темно-фиолетовыми, как сверкающие в свете луны аметисты. То там, то здесь девушка слышала шорохи и надеялась каждый раз, что это Барри возвращается с убитой на ужин дичью.
– Ой! – закричала Отем, вздрогнув от неожиданности, когда Барри вдруг появился из темноты с переброшенной через плечо тушкой какого-то животного. – Я испугалась, что это не ты.
Барри рассмеялся.
– Тогда почему ты отправилась проверять, госпожа Отем?
Девушка ничего не смогла ответить и только пожала плечами. Почему от его низкого мягкого голоса по телу пробегает дрожь?
Отем вернулась на поляну, где они разбили лагерь. В небольшом костре потрескивали и пощелкивали дрова, наполняя воздух приятным ароматом и выбрасывая горячие искры, которые, как огненные мухи, разлетались во тьме ночи.
– Следи за костром, чтобы искры не вызвали пожар, – Барри опустил тяжелый ботинок на оранжевую искорку, упавшую поблизости. – Нам надо побыстрее съесть ужин, как только он будет готов, и затушить огонь.
Отем не ответила. Она слушала и размышляла: его голос снова изменился, стал каким-то глубоким и странным, это опять был не Барри, – значит, он очень устал.
– Барри, – Отем позвала так тихо, что засомневалась, услышит ли он. Она присела и стала вплетать в толстые косы длинные полоски мягкой шерстяной ткани.
– Мой отец позволил бы разрушиться нашему дому, но сделал бы все возможное, чтобы привести в порядок жилище друзей и родственников. Но только своих, а не мамы.
Девушка умолкла, рассеянно переводя взгляд с одного предмета на другой, как бы в поисках утраченных воспоминаний.
– Я слушаю тебя.
Барри продолжал готовить еду, добавляя кое-какие из свежих трав, собранных Отем. Оглянувшись, он увидел, как взметнулась и закружилась шерстяная накидка, когда девушка набрасывала ее на плечи. Искры взлетели в воздух. Зачем она вообще рассказывает это ему?
– Мама никогда не понимала отношения отца к ближайшим родственникам… А осень была его любимым временем года.
– Значит, тебя он любил больше остальных?
– Да, наверное. Но поступал вопреки своим словам. Он собирался передать мне драгоценный камень, но так и не сделал этого. Возможно, он отдал его на хранение Винтер до того, как его убили.
«Хотя вряд ли, родители сами искали драгоценность», – подумала Отем и продолжила:
– Предполагали, что я его любимица, – она вздохнула. – Почему вообще нужны любимчики? Почему не лелеять всех детей в равной степени?
– Кто разберет этих родителей? – произнес Барри невнятно. – Расскажи еще что-нибудь о своей семье и о драгоценности.
– Хозяин, который не защитил свой род, не был хозяином, – пробормотала Отем.
Ричард не хотел, чтобы она выходила замуж. Почему? Сколько раз Отем мечтала о собственной свадьбе: о богатом пиршестве, об огромных пирогах и дичи, выставленных за стеной замка, о ярких красочных палатках для почетных гостей. Но если она помнит все это, то почему же более важные события ускользают от нее?
– Эй, о чем ты снова так глубоко задумалась? – окликнул девушку Барри.
– Если бы я вышла замуж, когда мои родители были еще живы, они прохаживались бы среди друзей, принимая поздравления по поводу превосходного брака их дочери с наследником огромного поместья. Ха! Мой постоянно думающий о землях отец вернулся из… из… я не знаю, это не важно. Он приехал в наш замок, чтобы сказать матери, что любит ее, а не любовницу, встреч с которой он искал до этого. Да, теперь я помню, кое-что помню…
Шок, вызванный убийством родителей, стер из памяти Отем большую часть прошлого, но сейчас оно крошечными обрывками возвращалось к ней.
– Каким был твой замок? – спросил Барри. Отем задумалась на минутку, прежде чем нашла спрятанный в глубине памяти ответ:
– Я помню спиральную лестницу в башне. Я подбегала к ней, поднималась по узким ступеням в свою комнату в главной башне замка. Комнаты, отведенные мне и сестрам, были уютными и находились далеко от главного зала. Каждая из нас имела право и возможность побыть одной, – Отем рассмеялась, и мы ревниво оберегали эту привилегию. Наши горничные были единственными, кому разрешалось входить в наши покои.
– А как выглядели комнаты? – поинтересовался Барри.
Отем помолчала, потом разразилась потоком слов:
– Обставлены они были просто: узкая кровать, стол, под окном сундук для одежды. Ах да, скамеечка для ног, обтянутая нашими любимыми цветами, на моей был зеленый бархат. Я помню свою служанку – Джудит была примерно нашего возраста. Ее привезли из какой-то деревни, лежавшей где-то за дубовой рощей.
– Но где это? – спросил Барри. – В Англии? Во Франции? – он покачал головой. – Вообще-то, очень напоминает Францию.
– Францию? – Отем приподняла темную бровь. – Гм… довольно странно. У меня тоже возникало ощущение, будто замок Уиндраш находится не в Англии, а в какой-то другой зеленой стране. Но нет, он должен быть в Англии. Наверное, на севере.
– Какую фамилию носила Джудит?
– Я не могу вспомнить. Кое-кто говорил, что она незаконнорожденная дочь Скардона. Сирота. Она жила у одного человека, тоже имевшего дочь, но он был беден, и еды не хватало на всех. Джудит повезло, что ее взяли в услужение. Насколько я помню, беда ее состояла в том, что она оказалась слишком прямой и откровенной. Из-за этого Ричард чуть не отослал ее назад к отцу – настоящему отцу, отвратительному Скардону.
Сейчас Скардон мертв, его грешную жизнь оборвал Орион Сатерлендский с помощью своей жены Элизабет, которая изготовила специальный щит, ослепивший Скардона, когда тот уже готовился убить Ориона. Элизабет Джел была той самой женщиной, что приютила Отем после того, как Орион спае девочку от людей Скардона.
Барри поглядывал на молчавшую девушку, откровенно любуясь ею. Отем сделала движение, от которого длинные рукава плаща затрепетали, как темно-фиолетовые стяги на порывистом ветру. Их глаза встретились в долгом взгляде, сокровенном, как шепот. Потом девушка встала и без единого слова скрылась в палатке.
Мужчина, оставшийся в одиночестве, посмотрел на подгоревшего кролика и пожал плечами. Затем присел возле костра и приступил к трапезе, поглядывая на печальные блики, которые отбрасывала мерцающая свеча на полотняную стену палатки.
Он мог рассказать ей.
Он должен рассказать ей.
Но он не осмеливался.
Еще не время.
Отем носила в сумке несколько редких прекрасных монет, иглу, разноцветные нитки и кучу других мелочей. Во второй сумке лежали травы, которые она собирала всю дорогу на случай, если им понадобится лекарство или встретится кто-нибудь, кому не помешало бы целебное снадобье; там же Отем хранила семена, собранные на своем личном огороде в Сатерленде.
В полдень они остановились перекусить. Барри сегодня был молчалив и исчезал в лесу дольше обычного. Лес редел по мере приближения к Лондону и теперь представлял собой рощицы небольших деревьев и заросли кустов, разбросанные тут и там. На свои деньги Барри купил немного хлеба и сыра у одного пастуха, Отем отнесла продукты к камню на обочине дороги. Расстелив запасной дымчато-серый плащ, она села на нагретый солнцем камень и принялась за еду.