Когда машина остановилась, Кэллаген помог ей выйти. Как только ее нога коснулась асфальта, она немедленно отдернула руку. Он расплатился с водителем, и они отошли от машины. В этот момент вышла луна, и Кэллаген смог ее рассмотреть. Он как бы сделал мгновенную фотографию белого лица, полуприкрытого короткой вуалью и обрамленного темными волосами, больших темных глаз, прямого и привлекательного носика с чувственными ноздрями и великолепно очерченных губ. Кэллаген, который любил смотреть на женские губы, решил, что ее губы были изумительными. Он вспомнил, что Николлз говорил о ее голосе: «…музыка и обещание награды, и вся эта чушь из Омара Хайяма…» и подумал, что Николлз, видимо, не так уж и ошибался.
Быстро окинув ее взглядом, он отметил, что ее жакет и юбка скроены так, как должен был быть скроен настоящий костюм, и подумал, что у нее есть свой собственный стиль. Интересно, а что представляют собой Кларисса и Эсме?
Такси уехало. Какое-то мгновение они стояли, глядя друг на друга. Затем Кэллаген сказал:
— Мне не хотелось бы делать того, что вам не нравится. У вас не очень уверенный вид. Мне кажется, что вы бы предпочли находиться где-нибудь в другом месте.
Она улыбнулась, но улыбка была мимолетной, затем она храбро ответила:
— Я постараюсь, просто я не привыкла вести задушевные разговоры с частными сыщиками, которых я не знаю. Но раз я здесь, мне лучше пройти через все это.
Он улыбнулся.
— Как жаль. Вы, должно быть, себя ужасно чувствуете. Пройдемте внутрь. Может быть, когда мы выпьем, вы почувствуете себя лучше.
Они поднялись по ступенькам на второй этаж. Клуб состоял из одной комнаты, очень большой комнаты с баром, расположенным в ее конце. Кроме бармена, в ней никого не было. Кэллаген довел ее до столика и направился к бару. Там он заказал бренди и черный кофе. Когда он вернулся к столику, она заговорила:
— Думаю, самое лучшее, что я могу сделать — это сказать все, что я должна сказать, и покончить с этим делом.
Он улыбнулся ей, и она заметила, что у него были белые, ровные зубы.
— Прекрасная идея, — согласился он. — Но только вся штука заключается в том, что даже когда мы высказываем все, что нужно, очень часто все же не удается разрешить проблему.
Она улыбнулась, но улыбка получилась очень холодной.
— Вы пугающе умны, мистер Кэллаген, — произнесла она. — Я слышала об этом. Видимо, мне следует опасаться вас или что-то в этом роде…
— Не знаю, — ответил Кэллаген и сел.
Бармен принес бренди и кофе. Кэллаген предложил ей сигарету и, когда она отказалась, закурил сам, глубоко вдыхая дым и медленно выпуская его через ноздри.
— Итак? — спросил он.
На его лице была дружелюбная усмешка. Она посмотрела в сторону окна и произнесла:
— Мне бы все же хотелось закурить.
Протягивая ей сигарету и поднося зажигалку, он подумал, что в мисс Одри Вендейн действительно что-то такое было, как бы сказал Николлз, даже если ей сейчас несколько затруднительно начать разговор.
Она молча курила, а затем очень быстро произнесла.
— Мистер Кэллаген, мне не хотелось бы, чтобы вы занимались этим делом для моего отца. Я не думаю, что это необходимо.
— Понятно, — произнес Кэллаген. — Я полагаю, у вас есть веские доводы в пользу того, чтобы я не участвовал в этом деле?
— Самые веские — ответила она, холодно глядя на него. — Дело передано полиции. Думаю, этого вполне достаточно и не вижу причин для привлечения частных детективов.
Кэллаген ничего не ответил. Он молча сидел, отхлебывая кофе.
— Конечно, — продолжала она, если вы выйдете из дела сейчас… если вы не возьметесь за него, хотя вы его еще и не начинали, я думаю, вы должны получить какую-то компенсацию.
Кэллаген стряхнул пепел и стал смотреть на тлеющий кончик сигареты. На его губах появилась чуть заметная улыбка. — Он чувствовал ее нетерпение.
Затем он произнес:
— По-моему, это очень мило с вашей стороны. Очень честно. Но беда в том, что я уже встречался с мистером Лейном, юристом вашего отца, и практически дал согласие на участие в этом деле.
Он посмотрел на нее. Ее взгляд был направлен в сторону окна. Кэллаген подумал, что даже если у мисс Одри Вендейн действительно нет какого-то особого темперамента, как утверждал Лейн, все же она наделена чем-то в этом роде, и в немалой степени. Во всяком случае, Кэллаген был невысокого мнения о способностях юристов определять человеческий характер.
Она опять взглянула на него и сказала как бы невзначай:
— Может быть, это и так, но я не вижу причин, мешающих вам принять компенсацию за отказ от этого дела. А вы видите?