— И кто-то, заслышав шаги, притаился?
— Да, поэтому слышны только приближающиеся шаги…
Шаги приближаются… замирают… резкий металлический скрип…
— Это, наверно, дверь.
— Со стороны аптеки она открывается без ключа.
Сухой короткий удар… и сразу — резкий звук падения чего-то тяжелого…
— Нападение преступника?
Жеребец выключил магнитофон и почесал подбородок. Под сизой небритой щетиной обозначился шрам.
— Как ни печально, такая возможность наиболее вероятна.
— Но тогда закричали бы.
— Мне тоже так кажется. Но не исключено, что они знают друг друга.
— Почему же тогда сразу раздался звук, будто упал человек?
— Можно предположить, что упал мешок с содой или крахмалом.
— Возможно и совсем другое объяснение. В тот самый момент жена подошла к аптеке, надеясь одолжить у кого-нибудь десятииеновую монету. Увидев там человека, она, естественно, не проявила никакого беспокойства, и преступник с невинным видом открыл ей дверь и пригласил войти…
— Не исключено: без всякого опасения она заходит в аптеку, и тут на нее обрушивается удар…
Жеребец поднял над головой руку и, с маху ударив по столу, недовольно поморщился. Стакан упал на пол, но не разбился. Ковер, видно, толстый.
— Ну а насчет похищения пилюль у вас есть какие-нибудь предположения?
— Меня спрашивать нечего. Вы теперь главный охранник.
— Бросьте паясничать. Вы должны знать еще кое-что.
— Да, у меня есть некоторые предположения. Но это еще не факты. Если же говорить о совершенно определенных уликах, это — магнитофонная лента, которую мы с вами только что слушали.
— Но бывший главный охранник явно кое-что утаил.
— Почему вы так думаете?
— А вам самому не кажется, что за утайку-то его и убили — заткнули рот?
— Да-да. Ловка женщина — одним выстрелом двух зайцев… Что ж, вполне возможно.
— Существует же где-то юбилейная комиссия.
— Мне об этом ничего не известно, я с ней никак не связан.
— А ведь она назначена Советом…
— Что-то я краем уха слышал. Приветственное слово по случаю юбилея обычно поручают мне. Я, жеребец, для этого и существую. Ну а сама подготовка к празднованию юбилея… В общем, Совет, как правило, придерживается линии невмешательства.
— Но это же официальный праздник. И кто-то должен всем распоряжаться.
— Если такой человек существует, то это скорее всего вы.
— Помогите мне встретиться с директором клиники.
— Не говорите чепухи. — Ливень усилился. Жеребец, глядя в окно, потянулся и сцепил пальцы на затылке. Потоки дождя бежали по стеклу, колеблясь, как языки пламени. Таким же зыбким казалось и лицо жеребца. — Разве кто-нибудь способен охватить все происходящее в клинике? Хотелось бы верить, что это возможно. Хотелось бы верить… Но кто знает. Да ведь от того, что здесь творится, с ума сойдешь. Даже просто сказать об этом не наберешься смелости. Тем более если речь зайдет о директоре клиники… Сколько лет не задавали такого вопроса, не задавал его и я. Иногда по ночам, наедине с самим собой, я думаю о нем. Может быть, именно сейчас в каком-то уголке клиники директор с беспокойством размышляет обо мне, не ведая о моем местожительстве, специальности, имени да и о самом моем существовании…
— Попробую-ка повнимательней разобраться, не уловили ли подслушивающие устройства чего-либо нового о празднике.
— Это прекрасно. — Жеребец повернулся к мужчине, выражение его лица смягчилось. — В вашем положении нужно слушать все подряд, без разбора, как это ни обременительно. Вы ведь теперь главный охранник. И должны быть в курсе всего. Даже если это не удастся, делайте вид, будто вам все известно, заставьте окружающих поверить вам.
— Я связан по рукам и по ногам. И это прекрасно знают те, кто скрывает мою жену, независимо от того, хотят они защитить ее или обидеть.
— Нужно, наверно, добиться их молчаливого согласия на ваше назначение.
— Сложное дело.
Жеребец вынул из шкафчика бутылку виски и два небольших стакана. Наполнив их до краев, он торжественно поднял свой стакан и опрокинул в рот, будто запивая огромную пилюлю.
— Выпейте-ка со мной. Воду налейте в стакан из-под пива. Может, теперь разрешите взглянуть на ваши записки?
Торговаться и дальше было бессмысленно.
Ведь жеребец сообщил мне обещанные сведения. И я уяснил одно — в исчезновении жены из приемного покоя нет ничего загадочного. Однако, напав наконец на след жены, я разволновался куда меньше, чем ожидал. Но зато овладевавшее мной беспокойство медленно и неуклонно прибывало, как вода в дырявой лодке. Во всяком случае, с похищением пилюль жена была связана чисто случайно, а главный вопрос — почему без всякого вызова прибыла «скорая помощь» — остался без ответа. Моя жена точно провалилась во тьму бездонной пещеры, и пока сквозь прорезавшуюся крохотную щелку разглядеть, где она, совершенно невозможно.
— За два вечера вы дошли лишь до этого места?.. — спросил жеребец ехидно, читая конец записок. — Вы еще даже не добрались до своей комнаты. А дальше — столько всего, о чем и писать-то непросто.
Я ответил ему в тон:
— А дальше — столько всего, о чем вы хотите узнать.
Жеребец рассмеялся с невинным видом и снова налил виски.
— Разумеется. Я думаю, вы продолжите эту работу?
— Не знаю, что и делать.
— Прошу вас. Завтра празднование юбилея, и я буду очень занят.
— Вы меня не обманываете?
— В чем?
— Пообещав переправить записки моей жене…
— Зачем же обманывать?
— Слишком уж это хорошо, чтобы быть правдой. Все, что вы говорите…
— Согласись вы с самого начала сотрудничать со мной, никаких проблем не возникло бы.
Вдруг голос его дрогнул. Подбородок натужно задвигался, будто он затолкал в рот пяток жевательных резинок, кончик носа побелел. Его возбуждение, видимо, передалось и мне — от груди к рукам пробежала электрическая искра.
— Я вообще жалею, что сотрудничал с вами; нет, нет, я не шучу.
— Если вам не хочется писать, можете сообщить мне обо всем устно.
— О чем же?..
— Разве не ясно? О том, что я жажду узнать.
— О моих сексуальных возможностях?
Жеребец неожиданно ухватил за горлышко бутылку виски и грохнул ею по столу. Помня, должно быть, как он недавно ушиб руку о стол, жеребец решил воспользоваться бутылкой. Она почему-то не разбилась, а по мраморной столешнице побежала полукруглая трещина. Нажав на стол, он соединил ее края.
— Теперь на любой бензоколонке можно купить хороший клей.
— Только не говорите, что вам ничего не известно. — Жеребец коротко вздохнул и сжал зубы. — Речь идет о больной из восьмой палаты. О том дне, когда удалось восстановить функции нижней части тела вашего предшественника и добиться полного соединения его нервных окончаний с моими. Бесконечные консультации с сотрудниками отделения искусственных органов и сотрудниками отделения нейротехники, оказавшими мне всестороннюю помощь, затем совместный обед — все это заняло массу времени, и, когда я вернулся в восьмую палату, помнится, шел уже десятый час. Ее кровать была пуста. А ведь именно в тот день я превратился в жеребца. Девочка должна была меня ждать. Кто-то ее увел — это несомненно.
— Вы хотите сказать, что преступник — я?
— Самые серьезные подозрения падают, конечно, на вашего предшественника. Он был ее родным отцом, с больными ничего общего не имел и вдобавок не одобрял наших с ней отношений. Но как, при всем желании, заподозрить человека, от которого осталась лишь нижняя часть тела? Да и потом, у него алиби. Он тогда чуть не весь день старательно прикреплял к окончаниям моих двигательных нервов платиновую проволоку с кремниевым покрытием.
— Вы говорите о ваших отношениях, но ей же всего тринадцать лет, этой девочке…
— Вы превратно поняли мои слова.
— Если я у вас все время на подозрении, почему было не сказать об этом ясно и определенно? Глупо. Заставили меня зря потратить столько времени на донесения…
— Видите ли, я то верил, то сомневался.
— Ну что ж, мне, пожалуй, пора.