А вот что поведала мне К.М.:
— Учиться в интернат деревни С. меня привезли осенью 1929 года. Восемнадцать детей восьми-одиннадцатилетнего возраста поселили в бывшей часовне, разделенной на два помещения. Стояла она несколько отдаленно от изб деревни. Внутри нее устроены были два ряда нар. Девочки спали вдоль окон.
Обычно после полуночи в спальне начинала бренчать вьюшка. Мы зажигали лучину и шли осматривать ее. Но все оказывалось на своем месте. Никого рядом не находили, звуки прекращались. Стоило отойти, как все начиналось сначала.
Когда одолевал особый страх, тетя Паша брала нас к себе в закуток, чтобы мы не боялись. Других взрослых здесь не было.
Однажды среди ночи я проснулась и поняла из-за чего: под окнами прыгали и кувыркались человекоподобные тени. Стала будить рядом спящих, но их одолел сон и они отбивались. Большие и маленькие, толстые и тонкие тени кувыркались за окном, сбегались и разбегались, взявшись за руки водили хоровод. Я успокоила себя тем, что, может быть, это местные дети пришли нас попугать. Но утром на занятиях выяснилось, что никто из людей ночью к нам не приходил. После этого случая я уже не одна наблюдала за такой игрой. Иногда мы заранее заготовляли лучины, и самые смелые выбегали во двор посмотреть. Но там никого не было. Тем не менее, кто-то или вернее что-то присутствовало. Мы были в этом убеждены, потому что дверь нашей комнаты вдруг распахивалась и начинала сама собой хлопать. Мы стали завязывать ее на ночь длинной веревкой. Втрое сложив ее, протягивали через перегородку и связывали две двери вместе. Какими бы узлами ни пользовались — ничего не помогало. Двери все равно раскрывались и хлопали. В большом испуге, с дикими криками, раздетые и разутые мы убегали в другую школу к старшеклассникам. Утром обнаруживали распахнутые двери, промерзшее помещение. Но веревка никогда не была порванной, а развязанная сама по себе так и лежала на полу.
Нас вскоре перевели оттуда. А старшие, оказавшись на нашем месте, рассказывали о подобном же. Говорили, что кто-то, пожалев их, приносил им Ружье, и они пытались отбиваться по ночам холостыми выстрелами.
Теперь о самом потрясающем мое воображение сведении, поступившем от А.К., человека со средним техническим образованием, родившегося и выросшего в Башкирии. Записан рассказ, как и несколько последующих, О.А. Кошмановой, родственницей А.К., с большим трудом уговорившей его в свое время поделиться тайной.
Событие развивалось зимой 1949/50 года. Старший брат А.К. работал в колхозе и жил в деревне К. Он ежедневно ездил в райцентр за керосином для нужд хозяйства. Возвращался он издалека, уставший, с замерзшими ногами. И А.К. как младший с утра приводил лошадь с конного двора, что в двух километрах от деревни, а вечером ее возвращал.
— Однажды я (А.К.) привел лошадь на конюшню вечером. В конюховке было двое рабочих, моих хороших знакомых (один из них жив и по сю пору). Я сдал лошадь и зашел в конюховку. Кто-то попросил меня принести дров из поленницы, установленной невдалеке по ту сторону дороги. Я пошел. Как только стал набирать их, наклонившись, мельком отметил, что по дороге к нам идет дядя Саип (некоторые произносили Салип). Был у нас в деревне такой высокий здоровый мужик. Я распрямился и стал рассматривать идущего. Идет он с вилами на плече. И чем ближе, тем становится он гораздо больше самого большого в нашей деревне дяди Саипа. Дрова у меня невольно выпали из рук, и я с диким криком, перебежав перед идущим дорогу, бросился к конюховке. На мой крик оттуда появились двое мужиков, увидели идущего и бросились за ним. Я тоже. Громадный мужик не выдержал и побежал в сторону конюшни. Мы ясно видели его на фоне глухой кирпичной стены. Внезапно в какой-то момент вокруг него стало проявляться белое или светлое пятно, как бы свечение (раньше, когда он спокойно шел по дороге, я этого не видел). И, растворившись в этом светлом пятне, пришелец исчез. Мы подбежали вплотную к стене, на которой только что светилось пятно. Но там уже ничего не осталось.
Лошади и во дворе, и в самой конюшне оставались совершенно спокойными. Мы схватили вилы и начали осматривать сеновал, помещение. Но никого нигде не нашли. Вскоре это хозяйство перенесли в другое место, а конюшню разрушили.