На смуглом, обожженном солнцем лице прекрасного гватемальского писателя удивительно мягко светятся глаза. Кажется, что в них раздумья и поэзия его родины. Он привез к нам ее легенды и песни, тревожный шум прибоя и ласковый шорох тяжелых банановых листьев.
Мигэля Анхеля Астуриаса уже нет в Ленинграде, он помогает кубинцам уберечь их чудесный остров от кровавой судьбы Гватемалы. Его нет здесь, но у меня не выходит из памяти сверкнувшая в его глазах боль, когда я упомянул, с какой жалостью расстался с героями своей книги[1] — его соотечественниками. Очень задушевно, по-человечески просто и искренне он сказал:
— Я тоже только что оставил их. Меня вынудили покинуть родину люди, которым Гватемала так же близка, как аллигатору звезды. Кажется, вам легче будет вернуться к своим героям, чем мне к своим соотечественникам. Возвращайтесь поскорее. Если стране зажимают рот и наглухо закрывают ее границы, об этом нужно рассказать людям.
Он помог мне проследить судьбы некоторых персонажей и с легким лукавством заметил:
— В Гватемале много ярких плодов — не беда, если всех не сочтете, но бойтесь не досчитаться ярких людей — их у нас куда больше.
Вот так мы и встретились снова, мой маленький друг Мигель— звонкий газетчик и веселый проказник. А впрочем, не так уж ты мал, если поднял на ноги всю сыскную полицию интервентов. Привет и тебе, меднолицый пеон Хосе Паса: ты мужественно отбивался от фруктовой компании, но туго бы тебе пришлось, не окажись между ней и тобой смелые сердца и крепкие руки гватемальских портовиков.
А кто это рядом с вами? Девчонка в красной накидке, знающая сотню сказок и еще одну... Да это же Росита! Росита похорошела, чуточку подросла и чуточку важничает. Вы скоро узнаете, Мигэль и Хосе, на что способна Росита. Вам троим предстоят тревожные месяцы и опасные дороги.
Вы пройдете по ним не одни. Рядом всегда будет тот, кого пеоны прозвали Человек-Правда. Он отмерил своими большими шагами много земель, чтобы вырвать их для пеонов у американской фруктовой компании.
Карлос Вельесер и его друзья добились бы своего, но им помешали. Вы помните, мои друзья, как двухтысячная армия босяков, нанятая компанией, ринулась на Гватемалу и... сразу же откатилась обратно. Портовики, пеоны, лесорубы подняли ножи и топоры, палки и мачете — они не собирались уступать свою землю чужеземцам.
В те дни бомбардировщики с воем опускали свой страшный груз на мирные гватемальские селения, наемные солдаты нещадно палили из автоматов. А на границе Гватемалы околачивалась помесь лисы и гиены, по имени Кастильо Армас, дожидаясь, пока американский посол сплетет тонкую сеть заговора и расчистит дорогу к президентскому креслу...
В те дни подростки были со старшими. Они сражались как связные, как подносчики патронов, они добывали важные сведения...
Но сейчас еще не время для воспоминаний. Вам предстоит тяжелый путь, мальчишки и девчонки Пуэрто. Мы сократим время между некоторыми событиями, чтобы легче проследить, как скрещивались ваши дороги. Мы опустим некоторые подлинные имена, которые велели вам забыть подпольщики. Но от этого ваш путь не станет легче, а опасность — меньше. Враги будут подстерегать вас на каждом шагу: за будкой путевого обходчика, на опушке тропического леса, среди древних индейских развалин. И пусть главная тяжесть в этом путешествии падет на старших: все равно — вы не дрогнете, не отступите, вы сделаете все, что можете, и даже капельку больше, чтобы помочь им отвоевать свою родину.
Так в путь же, друзья!
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СОЛНЦЕ УВИДЯТ ОТВАЖНЫЕ
1. НОЧНОЙ ГОСТЬ
— Меня всегда пугает такая тишина, — медленно сказал Фоджер. — Сидишь, как в кратере вулкана.
— Бросьте, Генри! — вяло откликнулся полковник со злым лицом и закрученными кверху франтоватыми усами, которые походили на подгоревшие крендели.— Бросьте, говорю я вам. Здешние парни просто выдохлись.
Генри Фоджер яростно сбил со стола, уставленного бутылками, свой бокал и, когда затих легкий звон хрустальных осколков, повернулся вместе со стулом к полковнику.
— Они уже не звякают, — резко сказал он, показывая на осколки. — Но попробуйте, полковник Леон, пробраться босиком к двери и не порезать ногу. С партизанами нечто похожее... Они замолчали. Их не слышно в Пуэрто. Но пусть черт возьмет мою душу, если они дадут вам спокойно передвигаться по окрестностям... Да я не поручусь, что их нет в этом отеле!
— И в этой винной бутылке, — рассмеялся полковник.
— И в этой винной бутылке! — раскатисто прохрипел Фоджер, и оспинки на его угловатом лице словно налились кровью.
— Вы просто переутомились, Фоджер, — мягко сказал другой офицер, в щеголеватой капитанской форме. — Поверьте, гватемальцы лучше знают гватемальцев.
Он потянулся к шнурку звонка, чтобы вызвать прислугу отеля. Не прошло минуты, как легкой и упругой походкой в комнату даже не вошла, а впорхнула девочка-подросток, черноволосая, в накрахмаленном переднике. В ее густых волосах сверкал ослепительной белизны лепесток орхидеи; казалось, он словно упал с воздушного корня на эту темную головку, да так и остался лежать.
— Уберите стекло, сеньорита, — распорядился щеголеватый капитан. — В отеле есть посторонние?
— Как будто нет, сеньор капитан. — И, подбирая осколки на поднос, лукаво спросила: — Сеньор капитан боится посторонних?
— Приберегите свои дерзости для дружка, Каталина, — одернул ее капитан.
— Отель не мешает проверить, — заметил Фоджер.
— Слушаюсь, шеф.
Капитан бесшумно вышел. Каталина собиралась выскользнуть за ним, но Фоджер ее остановил:
— Тебя зовут Каталина?
— У меня есть и другие имена, — задорно тряхнула головой девочка. — Друзья прозвали меня Москит — это за язычок, сеньор, а отец — Певуньей. Я могу уйти?
— Ты из Пуэрто?
— Когда-то я жила здесь, — девочка что-то вспомнила, легкая тень пробежала по ее лицу, — ну, а потом меня взяла на работу Ла Фрутера...[2] Виновата, сеньор, Юнайтед фрут компани.
— Каталина, ты слышала что-нибудь о партизанах под Пуэрто?
— Э, нет. Я протестую, — полковник Леон, точно защищаясь, поднял вверх руку. — С прелестной сеньоритой у нас не ведут деловых разговоров, Фоджер. Я хочу услышать от сеньориты песню, а не басню про партизан,которые преследуют вас во сне и наяву.
— Я пою только для самых близких друзей, — отозвалась Каталина. — Я больше не нужна сеньорам офицерам?
— Ступай, — сказал Фоджер и, когда дверь за Каталиной закрылась, отрывисто и почти грубо бросил: — Полковник Леон, если вы хотите заниматься песнями, а не ликвидацией партизан, я откомандирую вас обратно в столицу.
— До чего же вы, американцы, бизнесмены, — поморщился полковник. — Даже за виски вы не можете отрешиться от дела...
— Не приди мы сюда, вам пришлось бы туго, полковник, — отрубил Фоджер. — Висеть бы вам на дереве...
— Бросьте это! — Леон взвизгнул. — К черту воспоминания! Всякие!
Он залпом осушил бокал и налил себе снова.
Четверо офицеров, игравших в покер за маленьким столиком у окна, на секунду оторвались от карт, и старший сказал:
— Не вылакайте все, Леон. Оставьте и на нашу долю. Кажется, у меня колор-стрит,[3] сеньоры.
Распахнулась дверь, и капитан втолкнул в комнату мальчишку.
Мальчишка был гибок и костляв. Парусиновые штаны и такая же куртка с застежкой-«молнией» болтались на нем свободно. Как видно, он устал до изнеможения и еле держался на ногах. Лицо его — смуглое и чеканное лицо потомка испанских переселенцев — в эту секунду побелело, а живые черные глаза смотрели тускло. Он прислонился к стене и задышал быстро, словно ему не хватало воздуха.
1
В 1957 году в Детгизе вышла повесть Р. Михайлова «Держись, Гватемала!» В ней рассказывалось о трагических событиях в жизни маленькой республики Центральной Америки, о юных гватемальцах, которых читатель вновь встретит в этой книге.
2
Фруктовая, Фруктовка, — так гватемальцы презрительно окрестили Объединенную американскую фруктовую компанию, действующую в Гватемале.