— Добро пожаловать, леди Марсиана, — улыбнулся Томас, на впалых его щеках вдруг показались ямочки. Сенешаль задумчиво пощипал пышные седеющие усы, не уступавшие густотой шевелюре. — Вам еще кто-нибудь потребуется, альдермастон? Прислать целителя?
Но альдермастон лишь слегка качнул головой и чуть приподнял ладонь.
— Нет, Томас, спасибо. Посторонние нам не нужны.
Томас закрыл дверь, отрезав комнату от остального мира. Хозяин аббатства серьезно и печально посмотрел на Майю.
— Марсиана, у меня для тебя горькая весть.
Майя сглотнула. Боль обожгла ее изнутри.
— Мама умерла, — тихо сказала она пересохшими губами.
Альдермастон тяжело кивнул. Сабина обняла Майю за плечи.
Сердце Майи рвалось от боли. Она обо всем знала, она видела сон, и все же слова альдермастона ударили как клинок под ребра. Майя содрогнулась, но постаралась взять себя в руки.
— Это случилось три дня назад, — сказал альдермастон, шагнул к ней и взял ее за руку. — Я пытался поднести ей Дар исцеления. Я испросил воли Истока на то, чтобы поднести ей Дар жизни, однако этому не суждено было случиться. Исток забрал ее к себе.
Он печально покачал головой.
— Горе, печаль и беды — неизменные спутники человека, Марсиана, но жизнь наша соткана не только из них. Я не стремлюсь приуменьшить твою боль, вовсе нет. Словами горе не излечишь. Беды могут преследовать человека долго, очень долго — твоя жизнь и жизнь твоей матери тому подтверждение. Но запомни, Марсиана: не дай бедам поглотить тебя с головой.
Его взгляд был взглядом человека, который не понаслышке знал, что такое страдание.
— Я так хотела увидеть ее, хотя бы один последний раз, — прерывистым голосом произнесла Майя.
— Ты еще увидишься с ней, — уверенно сказал альдермастон, сжимая ее руку. — Со смертью приходит печаль. Так было и так будет. Но здесь, в аббатстве, ты должна будешь совершить одну важную вещь. Ты снова откроешь Сокровенную завесу. Мертвые плачут вокруг, ибо они обречены вечно скитаться по нашему миру. Ты откроешь ворота их темницы. Твоя мать знала это. Эта судьба предсказана тебе давным-давно. И когда-нибудь ты снова увидишься с матерью, ибо связь между вами нерушима.
Не в силах вынести его испытующий взгляд, Майя отвела глаза. Негромкие слова этого человека были наполнены такой силой и убежденностью, что казались тверже камня и сильнее бури.
— Благодарю вас, альдермастон, — с трудом выговорила Майя.
Он подвел девушку к стулу и помог ей сесть. Об руку с женой альдермастон отошел к столу, заваленному свитками, перьями, чернильницами, гравировальными принадлежностями и прочими инструментами и материалами, между которых затесался небольшой старинный том. Усадив жену, он сел сам. Сабина устроилась на стуле подле Майи, а Джон Тейт взгромоздился на широкий подоконник, где было устроено сиденье.
— Томас, — сказал альдермастон, — не мог бы ты рассказать Великой Провидице о том, что за вести пришли из Комороса?
— Да, альдермастон, — Томас не сел со всеми и остался стоять, смиренно сложив руки. Он вздохнул.
— Канцлер Мортон… Я даже не знаю, как об этом сказать, чтобы не ранить ваши чувства… Канцлер отказался подписать закон о верноподданничестве и был обезглавлен у стен башни Пент. Это произошло утром при большом скоплении народа, в присутствии по меньшей мере пяти сотен свидетелей, в том числе узников башни. Таковы, насколько я понимаю, факты.
Он фыркнул и стиснул зубы, видимо, сдерживая гнев.
Майя уставилась на сенешаля. Новость не была для нее новостью — о случившемся она уже знала от Кольера, своего мужа. И двух недель не прошло с тех пор. При мысли о муже Майе стало не по себе. Она бежала из Несса, а муж остался там, в плену, и причиной тому было ее предательство.
Джон Тейт фыркнул:
— Это что ж они, за бумажку ему голову отрубили?
Томас кивнул и качнулся на пятках вперед-назад.
— Закон о верноподданничестве объявляет королевскую власть превыше воли Истока. Земли аббатств облагаются налогом в пользу казны. Альдермастонов отныне назначает не Великая Провидица, а король. Скажем прямо, он обезумел и жаждет крови!
— Томас, — с мягкой укоризной произнес альдермастон.
— Мне не следовало так говорить, — немедленно признал Томас, покраснев. — Я забылся, а ведь здесь присутствует королевская дочь. Молю о прощении, леди Майя, однако в настоящее время я не питаю добрых чувств к вашему отцу.