Спустились к реке и по знакомой тропинке направились к лагерю.
Нуритдин-ака что-то мастерил под навесом. Завидя идущих, бросился навстречу.
— Что случилось? Где Шараф, старики? Почему вы с этой стороны идете? Рассказывайте, что случилось?
Нуритдин-ака в упор глядел на Григория, с волнением ожидая ответа. Из палатки выбежал Саша с книжкой в руках.
— …Волноваться не нужно, дедушка, — закончил Теплов свои начальный, короткий рассказ. — Все в порядке будет, — снова повторил он.
— Что же вы стоите? Берите веревки, фонари! — бросился пасечник к палатке.
— Дедушка! Вы оставайтесь, — преградил ему дорогу Саша. — Ну, куда вы по горам пойдете… — замялся он, ища подходящее слово, чтобы — не обидеть инвалида, — и выпалил: — …на больной ноге.
— Оставайтесь, мы сами все сделаем, — поддержал Сашу Григорий.
Старик молча опустился на скамейку.
…Теплову не пришлось торопить мальчиков. Обеспокоенные судьбою своего Друга, они, словно горные козлы, скакали по камням.
«Того и гляди сорвутся», беспокоился Теплов, но одергивать их не мог: он понимал ребят.
Старики сидели у той же воронки, куда свалился Шараф, рядом лежала огромная, метра в два, кобра.
— Под руку подвернулась, вот Садык-ака и выместил на ней свое зло, — на молчаливый вопрос Теплова ответил Азиз-ака.
— Потом возьмем ее с собой… В школе пригодится, — шепнул Арменак Саше.
Первым в колодец спустился Теплов, за ним — Арменак. Сашу встретили уже вдвоем. Зажгли фонарь. Не задерживаясь, переправились ниже и остановились.
Где Шараф? По какому ходу он пошел?..
Оставшись один, Нуритдин-ака не находил себе места. Тревога о внуке ни на минуту не оставляла его. Хотя Шараф и отличный скалолаз, но мог упасть, разбиться. Да мало ли что может случиться в горах! Тем более, в пещерах. Без света и заблудишься в этих страшных подземных лабиринтах.
Деду Нуритдину, прожившему всю жизнь в горах, не раз приходилось лазать в подземелья, которые за тысячелетия выдолбила вода. Бывал в огромных подземных полостях, где могло разместиться стадо баранов в тысячу голов, где свободно стать современный, четырехэтажный жилой дом. А много ли места нужно, чтобы спрятать, навсегда спрятать юношу? Совсем еще мальчика…
Старик не видел кружащихся над годовой пчел, не слышал тяжелых вздохов выкипающего чайника.
Как помочь Шарафу? Поднялся, вбежал в палатку, вытащил из сундука сделанный в Ленинграде протез. Хороший был протез, берег его старик…
Азиз-ака ничуть не удивился, увидев друга, Пчеловод подошел к яме.
— Шараф там? — только и спросил он. Азиз-ака утвердительно кивнул головой.
— Садык тоже там… И ребята.
Он помог Нуритдину спуститься в каменную яму, а сам остался дежурить наверху.
Встреча в кромешной тьме
Ушибов Шараф не почувствовал, настолько он был напуган. А тут опять две светящиеся точки с шумом стали приближаться к нему. В лицо пахнуло легким ветерком, что-то больно ударило мальчика по голове. Совсем близко он увидел округлые, точно фонарики, глаза, услышал хлопанье крыльев. Из груди вырвался вздох облегчения. «Ох, да это только сова! А я, кто знает, что подумал! Вот так напугала проклятая. Но где я?»
До боли в глазах вглядывался по сторонам. Как на проявляемой фотопленке появилась галерея с изломанным высоким потолком, изрытыми стенами. «Типичное подземное русло временных потоков. И Жучки нет… Неужели погибла? Или не рискнула броситься за хозяином и осталась там, выше?.. А этот неведомый пещерный обитатель бросился в ту сторону, значит, там выход», — подумал Шараф:
«И еще… Он бросился от меня, а не на меня… Значит, боится человека, значит, он, этот пещерник, слабее… Так чего же мне бояться его? Тем более, скоро друзья придут на выручку. А там…»
Что там — Шараф не успел додумать. Кто-то большой, тяжелый сзади навалился на него, стиснул горло, с силой швырнул на землю. Пришел он в себя от света, больно ударившего по глазам. Хотел встать — веревки на руках и ногах впились в тело. Он связан. Пленник. А кто же схватил его? Кто это там сидит с кальяном в руках? Цветастый халат… Чалма… Только почему зеленая?
— Дедушка! Вы меня знаете! Зачем связали? Я же с пасеки! Вы у нас были! Я внук Нуритдина-ака!
Старик молчал, с ненавистью глядя на пленника. Веки сошлись в прищуре. Подошел к очагу. Из коробочки от чая что-то насыпал на ладонь, несколько раз перебросил из руки в руку над огнем, потом старательно прилепил изнутри к медной чашечке трубки. Поднес уголек, жадно затянулся, еще, еще… Опустился на землю, откинувшись к стене, так что борода копьем нацелилась на Шарафа.