— Вы, Мор, — кричал канцлер Одли, — хотите считать себя мудрее… всех епископов и вельмож Англии.
Ему вторил Норфолк:
— Ваши преступные намерения стали теперь ясными для всех.
Послушные присяжные вынесли требуемый вердикт. Впрочем, даже участники этой судебной расправы чувствовали себя как-то не совсем в своей тарелке. Лорд-канцлер, стараясь побыстрее покончить с неприятным делом, стал зачитывать приговор, не предоставив последнего слова обвиняемому. Сохранивший полное присутствие духа Мор добился, чтобы ему дали возможность высказать убеждения, за которые он жертвовал жизнью. Так же спокойно выслушал он приговор, обрекавший его на варварски жестокую казнь, которая была уготована государственным преступникам.
Впрочем, именно это исключительное самообладание и спасло Мора от дополнительных мучений. Король больше Мора опасался предстоящей казни, точнее, того, что скажет, по обычаю, осужденный с эшафота, обращаясь к толпе. Генрих поэтому всемилостивейше заменил «квалифицированную» казнь простым обезглавливанием, приказав передать Мору, чтобы тот не «тратил много слов».
— Боже, сохрани моих друзей от такой милости, — со своей обычной спокойной иронией заметил Мор, узнав о королевском решении. Впрочем, он без возражений согласился не произносить предсмертной речи. Твердость духа ни на минуту не изменила Мору и 6 июля, когда его повели к месту казни. Уже на эшафоте, беседуя с палачом, осужденный шутливо бросил ему за мгновение до рокового удара:
— Постой, уберу бороду, ее незачем рубить, она никогда не совершала государственной измены.
Воткнутая на кол голова «изменника» еще много месяцев внушала лондонцам «почтение» к королевскому правосудию…
Узнав о гибели Мора, его друг, известный писатель Эразм Роттердамский сказал: «Томас Мор… его душа была белее снега, а гений таков, что Англии никогда больше не иметь подобного, хотя она и будет родиной великих людей».
Католическая церковь позднее причислила Мора к лику святых. Известный английский историк справедливо заметил в этой связи: «Хотя мы сожалеем о казни святого Томаса Мора как одной из мрачных трагедий нашей истории, нельзя игнорировать того факта, что, если бы Генрих не отрубил ему голову, его (вполне возможно) сожгли бы по приговору папы».
Казнь Мора вызвала немалое возмущение в Европе. Английскому правительству пришлось подготовить и разослать иностранным дворам подробные разъяснения, призванные оправдать этот акт. Текст объяснений очень разнился в зависимости от того, кому они предназначались: протестантским князьям или католическим монархам.
Первое известие о том, что палач сделал свое дело, застало Генриха и Анну Болейн за игрой в кости. Король остался верным себе и при получении этой давно желанной новости:
— Ты, ты причина смерти этого человека, — с неудовольствием бросил Генрих в лицо жене и вышел из комнаты. Он уже решил мысленно, что Анна, родившая девочку (будущую Елизавету I) вместо желанного наследника престола, последует за казненным канцлером. Повода долго не пришлось ждать.
Дело о «заговоре» было поручено вести канцлеру Одли, который, видимо, решил заодно объявить злоумышленниками всех своих личных врагов. Король разъяснял придворным, что Анна нарушила «обязательство» родить ему сына (у королевы родилась дочь, а в другой раз — мертвый ребенок). Здесь явно сказывается рука Божья, следовательно, он, Генрих, женился на Анне по наущению дьявола, она никогда не была его законной женой, и он волен поэтому вступить в новый брак. Генрих всюду жаловался на измену королевы и называл большое число ее любовников. «Король, — не без изумления сообщал Шапюи Карлу, — громко говорит, что более ста человек имели с ней преступную связь. Никогда никакой государь или вообще никакой муж не выставлял так повсеместно своих рогов и не носил их с столь легким сердцем». Впрочем, в последнюю минуту Генрих опомнился: часть посаженных за решетку была выпущена из Тауэра, и обвинение было выдвинуто только против первоначально арестованных лиц.
В обвинительном акте утверждалось, что существовал заговор с целью лишить жизни короля. Анне инкриминировалась преступная связь с придворными Норейсом, Брертоном, Вестоном, музыкантом Смитоном и, наконец, ее братом Джоном Болейном, графом Рочфордом. В пунктах 8 и 9 обвинительного заключения говорилось, что изменники вступили в сообщество с целью убийства Генриха и что Анна обещала некоторым из подсудимых выйти за них замуж после смерти короля. Пятерым «заговорщикам», кроме того, вменялись в вину принятие подарков от королевы и даже ревность по отношению друг к другу, а также то, что они частично достигли своих злодейских замыслов, направленных против священной особы монарха. «Наконец король, узнав о всех этих преступлениях, нечестиях и изменах, — говорилось в обвинительном акте, — был так опечален, что это вредно подействовало на его здоровье».
При составлении обвинительного акта Одли и генерал-прокурору Гэлсу пришлось решить немало головоломок. Например, стоит ли приписывать Анне попытку отравить первую жену Генриха Екатерину и его дочь от этого брака Марию Тюдор? После некоторых колебаний от этого обвинения отказались: не хотелось смешивать покушение на короля с намерением отравить «вдовствующую принцессу Уэльскую», как официально именовали теперь первую жену Генриха. Очень деликатным был вопрос о «хронологии»: к какому времени отнести воображаемые измены королевы? В зависимости от этого решался вопрос о законности дочери Анны — Елизаветы, имевший столь большое значение для порядка престолонаследия (сторонники «испанской» партии рассчитывали после смерти короля возвести на трон Марию). Однако здесь решили без хозяина. Генрих в конце концов сообразил, что неприлично обвинять жену в неверности уже во время медового месяца, что его единственная наследница Елизавета будет в таком случае признана дочерью одного из обвиняемых — Норейса (поскольку брак с Екатериной был аннулирован, Мария не считалась законной дочерью короля). Поэтому Одли пришлось серьезно поработать над датами, чтобы не бросить тень на законность рождения Елизаветы, и отнести мнимые измены ко времени, когда Анна родила мертвого ребенка. В конце концов удалось обойти все эти хронологические рогатки, хотя и не без явного конфликта со здравым смыслом. Поскольку обвинительный акт приписывал подсудимым совершение их преступлений на территории Кента и Мидлсекса, было собрано большое жюри присяжных этих графств. Они без предоставления каких-либо доказательств послушно проголосовали за предание обвиняемых суду.
Уже 12 мая 1536 года начался суд над Норейсом, Брертоном, Вестоном и Смитоном. Против них не было никаких данных, не считая показаний Смитона, принужденного к этому угрозами и обещаниями пошады в случае, если он оговорит королеву (но и Смитон отрицал существование намерения убить Генриха). Однако это не помешало суду, состоявшему из противников Анны, приговорить всех обвиняемых к квалифицированной казни — повешению, снятию еще живыми с виселицы, сожжению внутренностей, четвертованию и обезглавливанию.
Отсутствие каких-либо реальных доказательств вины было настолько очевидным, что король отдал приказание судить Анну и ее брата Рочфорда не судом всех пэров, а специально отобранной комиссией. Это были сплошь главари враждебной королеве партии при дворе. Помимо «преступлений», перечисленных в обвинительном акте, Анне ставилось в вину, что она вместе с братом издевалась над Генрихом и поднимала на смех его приказания (дело шло о критике ею и Рочфордом баллад и трагедий, сочиненных королем). Исход процесса был предрешен, Анну приговорили к сожжению как ведьму или к обезглавливанию — как на то будет воля короля.
Еще быстрее был проведен суд над Рочфордом. Разумеется, все обвинения в кровосмешении и заговоре против короля представляли собой чистейшую фантазию. Единственной «уликой» был какой-то вольный отзыв обвиняемого о короле, который даже по тогдашнему законодательству трудно было подвести под понятие государственной измены. На суде Джордж Болейн держался с большим достоинством. Норфолк и другие судьи, придя в камеру осужденного, надеялись добиться признания. Но Болейн был непреклонен, отрицал все обвинения. Он напомнил судьям, что, быть может, скоро настанет и их очередь, ибо он, так же как они теперь, был могущественным, пользовался влиянием и властью при дворе. Не удалось добиться никаких признаний и от Анны.