В иных сказаниях сохранились даже описания очевидцев — например, бедного мальчика-пастушка, увидевшего как-то утром на Пасху на берегу рыбацкого поселка Козеров, как богатый город с золотыми маковками (говоря по-нашему, по-русски) выплыл на свет Божий из морской пучины. Храбрый мальчик не побоялся войти в высокие, богато украшенные городские ворота и прошел по улицам с алебастровыми постройками с разноцветными стеклянными окнами и золотыми черепичными крышами до самого городского рынка. На рынке хранящие молчание купцы расстилали на прилавках перед ним блестящие шелка и шитую золотом парчу, их шустрые, но столь же молчаливые приказчики разворачивали рулоны тончайших кружев и пестрых восточных ковров. При виде всей этой сказочной роскоши бедный пастушок мог только беспомощно развести своими пустыми руками, и тогда один из купцов с мрачным выражением лица показал ему медную монету. Пастушок долго шарил попусту в карманах своей бедной одежонки, хоть и знал, что ищет понапрасну — ведь у него не было ни гроша. Все смотрели на него печально и разочарованно. Понурив голову, он пустился в обратный путь по улицам немого города, вышел за ворота, возвращаясь на берег к своим овцам. Когда же он оглянулся назад, то не увидел за собою ничего, кроме озаренного яркими солнечными лучами моря. Что же до древнего, сказочно-красивого города, с его роскошью и блеском, то он, опять ушел на дно морское — так же бесшумно и беззвучно, как незадолго перед тем вынырнул из балтийских вод.
Старшие поведали пастушку, рассказавшему им о случившемся с ним, почему молчаливые винетские купцы были так огорчены отсутствием у него «презренного металла». Будь у мальчугана хоть грош, чтобы предложить его в уплату за предложенный товар, греховный град Винета был бы им избавлен от тяготевшего над ним древнего проклятия, выйдя, со своими обитателями, снова из поглотившей его морской пучины на свет Божий. Очень поэтичное сказание и в то же время — поучительная притча, характеризующая реалии померанской археологии в далеком прошлом…
Наряду с упомянутой выше опасностью быть утянутыми на дно морское звоном колоколов зачарованного города, всех энтузиастов, пожелавших разгадать загадку этой «Атлантиды Балтики», подстерегают и опасности иного рода. Сказание о Винете — произведение фольклора, народного творчества, изначально — устного, и лишь впоследствии записанного на пергамене или бумаге, а, следовательно, не точное и детальное отражение реальности, но лишь слабый отблеск обстоятельств и событий имевших (или не имевших) место в действительности. Вопреки всем утверждениям энтузиастов-дилетантов охотно ссылающихся на пример такого же энтузиаста-дилетанта Генриха Шлимана, умудрившегося, вопреки насмешкам скептиков, откопать руины легендарной Трои лишь благодаря своей слепой вере в точность и подлинность всего, описанного Гомером в «Илиаде», подобные легендарные источники не следует принимать безоговорочно на веру. Гомеровская (а не реальная) Троя, платоновская Атлантида, как и золотые маковки Винеты, не были (и вряд ли будут) найдены в том виде, в каком они дошли до нас в сказаниях. Являющихся свидетельствами фантастического мироощущения наших пращуров, их представлений о мире, но ни в коей мере не совершенно надежными путевыми указателями, и уж тем более — не достоверными источниками исторических знаний. Хотя это ни в коей мере не исключает наличия в них «зернышка исторической правды», добраться до которого всегда хочется попытаться, снимая наслоения времен, очищая его от налипшей за столетия, если не дольше, «шелухи».
Затонувшая Винета (глазами современного художника)
Так, вероятнее всего, упоминание Венедига-Венеции в приведенной нами выше редакции легенды о Винете, связано не только и не столько со склонностью ее рассказчика (или, вернее, пересказчика) к романтике, сколько со знанием им исторических процессов. Ведь, как известно, в свое время часть территории, простирающейся между областями расселения германцев и славян, была заселена племенами, принадлежащими (вопреки мнению Виктора Борисовича Шкловского — человека весьма необычной судьбы, богатой разного рода драматическими событиями, и причудливой, словно полет летучей мыши, одного из любимых писателей нашего детства — и современных ему ученых, на которых он ссылается) к иллирийской[8] языковой семье — так называемыми венетами. Названия областей или городов вроде Венетия или Венеция суть часть языкового наследия этих иллирийских племен (фигурирующих в сочинениях Страбона, Тита Ливия и других античных авторов), название которых было лишь впоследствии, после переселения венетов из Прибалтики на юг, к теплому Внутреннему морю (именуемому нами Средиземным), перенесено германцами на своих славянских соседей, занявших области, освободившиеся после ухода венетов. Память о характерном этнониме — «венеты» — оказалась, таким образом, сохраненной в старонемецком названии «винды» или «венды», данном немцами поморским и полабским (то есть жившим на реке Лабе, или по-немецки — Эльбе) славянским племенам, а также южным славянам — словенцам[9]. И потому не удивительно, что, по созвучию названий, венетов стали считать основателями Винеты. Так, скажем, зарабатывавший пером себе на хлеб при дворе герцога Померании-Вольгаста[10] канцелярист Томас Канцов (или Кантцов), писал в XVI веке (как, впрочем, многие другие до и после него):
8
Иллирийцы — возникшее во времена Античности собирательное название племен с общим языком, населявших западную часть Балканского полуострова. Северо-западные иллирийские племена с середины IV века до Р. Х. начали смешиваться с кельтскими мигрантами. Впоследствии иллирийцы были покорены римлянами, а, начиная с VI века п. Р. Х. стали смешиваться с очередными мигрантами — на этот раз славянами.
9
Словенцы — южнославянское племя, мигрировавшее в VI–VII веках в район сегодняшних Словении, а также австрийских федеральных земель Южная Каринтия и Южная Штирия; часть словенцев основала попавшее в VIII веке в зависимость от Франкской державы княжество Карантанию, другая часть тогда же и впоследствии — под власть франков, баюваров (баварцев) и венгров (мадьяр).
10
Вольгаст — портовый город в германской федеральной земле Мекленбург-Передняя Померания. Местность, в которой расположен Вольгаст, принадлежала славянскому племени поморян, а сам город носил название Волегощ (некоторые средневековые летописцы, например, Гельмольд из Босау, путали его с Волином-Волыном). В Волегоще располагался храм языческого славянского божества Яровита. В 1128 году это языческое святилище, тщанием христианского миссионера епископа Оттона Бамбергского, было разрушено. Его предположительное местоположение соответствует современным координатам церкви святого Петра. Первые документальные свидетельства существования города относятся к 1123 году. Волегощ-Вольгаст упомянут как торговый и пограничный город славянского Западно-Поморского княжества (позднее — герцогство Померания). Вольгаст был одной из двух столиц Померании и с 1296 по 1625 год пребывал под властью младшей линии поморских князей (по-немецки — герцогов), правителей герцогства Померания-Вольгаст.