Если фермеров и трекбуров никогда не радовало вторжение спрингбоков, они имели возможность извлекать прибыль, или, по крайней мере, покрывать потери, собирая тяжелую дань с этих стад. Караваны фургонов, везущих целые семьи, перехватывали трекбокке, в ход пускались старые заряжающиеся с дула ружья, и частенько одна пуля сражала более одной антилопы. Это была гигантская по масштабам охота, и нигде в мире не было известно такого массового убийства животных. Каждая группа охотников
располагалась по старой традиции лагерем из капских повозок и распряженных фургонов, расставленных в форме большой подковы. Мужчины и мальчики верхом выезжали за добычей к краям движущихся стад. Женщины помогали снимать шкуры и резать бильтонг.
В прошлом веке каждая шкура спрингбока шла в магазине за шесть пенсов. (Тонкая кожа использовалась для изготовления книжных переплетов.) Бильтонг был по три пенса за фунт, и лишь из совсем худого спрингбока выходило меньше восьми фунтов вяленого бильтонга. Бэкхаус в 1839 году отмечал, что на рынке в Крадоке свежий спрингбок шел по тринадцать пенсов за штуку. Бывало время, когда жирного спрингбока можно было купить в поселках Кару за шиллинг и шесть пенсов.
На самом ли деле миллионы антилоп участвовали в этих миграциях? Некоторые натуралисты вообще высказали сомнения, что популяция спрингбоков могла достигать тех размеров, которые ошеломляли ранних путешественников. Однако описания кочующих антилоп подтверждают это. Одно из самых лучших описаний сто лет назад оставила колоритная личность — охотник Гордон Камминг, старый выпускник Итонского колледжа, кавалерийский офицер, рыжебородый шотландец, носивший килт. Он путешествовал в запряженном волами фургоне и вел безжалостную охоту в течение пяти лет в то время, когда Южная Африка была несомненно охотничьим раем, и никто, похоже, не мог вообразить, что настанет день, когда некоторые ее животные исчезнут с лица земли. Трофеев у него было значительно больше чем у более поздних и более избирательных охотников наподобие Селоуса.
Как-то ночью Гордон Камминг лежал в своем фургоне перед рассветом, два часа слушая мычание спрингбоков. Он понял, что около его лагеря паслось большое стадо. Когда он поднялся, то увидел: это было не просто стадо, а плотная живая масса из медленно и равномерно идущих спрингбоков.
Они шли через ложбину между лежащими к западу холмами, выливаясь оттуда словно поток и исчезая за хребтом. «Я стоял на передке фургона почти два часа, загипнотизированный диковинной сценой, — отмечал Гордон Камминг. — Мне было довольно трудно убедить себя, что созерцаемое мною — реальность, а не какая-то невероятная картина из охотничьего сна. Все это время бесконечные легионы все выходили и выходили из ложбины между холмов непрерывной компактной фалангой.
Наконец я сел в седло, за мной последовали мои спутники, и, двигаясь верхом среди стада с ружьем, я стрелял по рядам антилоп, пока не упало четырнадцать или пятнадцать животных, и я закричал: «Хватит!». Затем мы вернулись, чтобы забрать у вечно ненасытных грифов убитую дичь, которая лежала вдоль всего моего пути».
Гордон Камминг признался, что он не смог бы даже сказать, сколько антилоп он видел в тот день; но он совершенно не сомневался, говоря, что «несколько сот тысяч находились в поле моего зрения».
Один из буров, живущих в этом районе, сказал Гордону Каммингу: «Вы в это утро лицезрели лишь одну равнину, покрытую спрингбоками, но я верхом совершил поездку по нескольким равнинам, которые были покрыты ими насколько хватало глаз, и причем они стояли так же тесно, как овцы в овчарне».
Скалли растерялся, когда попытался сосчитать спрингбоков, увиденных им во время их миграции 1892 года. «Когда приходится иметь дело с мириадами, цифры уже не имеют какого-либо значения, — заявил он. — Попытаться назвать число антилоп, образующих живую волну, которая катится через пустыню и разбивается как пена о гранитный хребет, это то же самое, что попробовать описать песчаную дюну длиной в милю, выразив цифрами сумму песчинок в ней.