Первые дни Марина с дочерью жила в одной из комнат квартиры Эренбурга, которую он снимал поблизости. Потом переехала. на улицу Траутенауштрассе, 9, в пятиэтажный пансионат фрау Элизабет Шмидт, там занимала две комнаты, одна была с балконом. Прежде всего ей надо было привести себя в порядок, приодеться, сбросить тяжелые башмаки, московский камуфляжный крой одежды, снова превратиться в женщину. Через пару дней Илья Эренбург привел ее, уже обновленную, с улыбкой на лице, на улицу Бамбергерштрассе, 7, где познакомил с владельцем издательства «Геликон» Абрамом Вишняком, молодым кареглазым человеком, моложе Марины на три года. Абрам был женат, у него имелся четырехлетний сын. Эта встреча произвела на Марину особое впечатление. Она старалась не признаваться себе, но… При первом взгляде у обоих неожиданно вспыхнуло чувство — у Марины, как всегда, ярко, проникновенно, а Абрам увидел перед собой человека, от которого как бы исходило непонятное духовное сияние. Они быстро нашли общий язык, у них оказались близкие интересы в литературном мире, стали обмениваться планами. Но Вишняк, несмотря на романтичность натуры, был прежде всего издателем, человеком деловым, который должен был зарабатывать деньги и обеспечивать семью. Он любил душевный покой, ценил семейный уют и думал о деньгах. Эта его прагматическая сторона характера сдерживала Марину, порой отпугивала. Как с ней случалось и раньше, человека, который ей нравился, она наделяла не свойственными ему лучшими, благородными чертами, старалась не замечать черствость, простой, естественный житейский эгоизм. В любом случае Вишняк, поклонник стихов Цветаевой, оказался первым немецким издателем, выпустившим книжки ее стихов — сначала «Разлуку», потом «Ремесло». Кстати, здание самого издательства, которое располагалось недалеко от Пражской площади, по счастливой случайности сохранилось почти неизменным до наших дней, а все здания Пражской площади не уцелели. Все они оказались разрушенными в результате авианалетов 1944 года.
Марина не хотела и всячески старалась не показывать своего чувства. Это была ее тайна, которую она старалась уберечь от окружающих. Но как это сделать? С ней рядом почти постоянно находилась ее дочь Ариадна, ребенок от Сергея Эфрона, ее законного мужа, которого она ждала в Берлине, и вот напасть, в душе смятение, поперек прямой дороги появился человек, который ее притягивал и отталкивал. Чем он завораживал ее, чем? Она не строила иллюзий и понимала, что ему не пара, да и не могла рассчитывать на что-то. Но сердцу не прикажешь. И ее дочь Ариадна не могла не заметить смятение матери. Уже тогда этот десятилетний ребенок отметил в своем дневнике, что «…когда Марина заходит в его контору, она — как та душа, которая тревожит и отнимает покой и поднимает человека до себя, не опускаясь к нему… Марина с Геликоном говорит, как Титан, и она ему непонятна, как жителю Востока — Северный полюс, и так же заманчива. От ее слов он чувствует, что посреди его бытовых и тяжелых дел есть просвет и что-то неповседневное. Я видела, что он к Марине тянется, как к солнцу, всем своим помятым стебельком». Удивительно проникновенный анализ взрослых отношений. Этот порыв, эта любовная связь продолжалась недолго, чуть больше трех недель. Марина невольно притянула к себе этого человека, чтобы испытать не его, а себя, и когда он не смог, не захотел ответить на ее чувство так, как этого требовала ее душа, ее натура, она в который раз разочаровалась, убедилась, что награждает мужчину не свойственными ему чертами характера, и отдалилась. Но страдания остались. И в результате появились стихи, письма. За три недели она написала ему девять писем, хотя, если пешком отправиться от ее пансионата до фирмы «Геликон», потребовалось бы куда как меньше часа. В письмах она откровенно признавалась ему в любви, раскрывала свою душу. Ей нужен был собеседник, исповедник, иначе не могла. Слишком многое вмещала ее душа и должна была изливаться. На пути попался Вишняк. Он ее понял, но по-своему и остановился на полпути. Он ответил только одним письмом, в котором невольно признался, что не очень понимает ее, но тем не менее готов публиковать все, что у нее появится новое. И все. Марина была обречена.
Об истории этой мимолетной любви долго ничего не было известно, вплоть до 1981 года, когда итальянская переводчица и исследовательница творчества Цветаевой Серене Витале привезла из Москвы письма Цветаевой к Вишняку и его ответ и опубликовала их во Франции и в Италии. Эти письма Вишняк вернул Цветаевой, после того как она настоятельно попросила свою знакомую в Берлине забрать их у него. Краткий берлинский эпизод, мимолетное безответное увлечение вскоре забылось, но в памяти осталось только знакомство с каким-то «недовеском», с чем-то серым и невзрачным.